— И вдоль Преголе…
— А чего это ты про Преголе…
— Да вам же эти места знакомы.
— Мне-то знакомы. А вот ты-то что там ищешь?
— Судьбу.
— Чью?
— Как бы ничью и чью-то одновременно.
— А близкое видение будущего?
— Будет примерно так. Однажды впередсмотрящий…
— Кто это?
— Ну, кто там будет на вахте?
— А кто будет?
— Не важно. Ну, например, я.
— Хорошо. Продолжай.
— Однажды впередсмотрящий крикнет…
— «Земля!»
— Нет. Он крикнет: «Погасла!»
— Кто погасла?
— Не кто, а что. Звезда Люцифера. За гранью воды и неба погаснет звезда Люцифера. И в покинутые русскими балтийские порты вернется преданная вера.
— Какие порты имеешь в виду?
— Ревель, Мемель, Либаву, Ригу, Вентспилс, Кенигсберг, Тильзит.
— Так, так, так… и что потом?
— Следуя законам силы, права и истины, наши порты опять заговорят.
— А каким этот день будет? Безоблачным?
— Нет. В этот день пройдет дождь по всем историческим границам империи. По истинным. Мир не терпит пустоты, а приказ по флоту все еще хранится.
— Думаешь, есть приказ?
— И не только приказ. На тайных арсеналах есть последнее оружие возмездия. И в вахтенных журналах грядущего запишут этот день и фамилии младших командиров, которым приказ будет поручен.
— Так, так, так…
— На утренних причалах построятся десантники, которые будут горды возмездием.
— Ты хорошо это сказал. Я, кажется, верю тебе.
— А если верите, ответьте на вопрос.
— О том, что я искал и где нашел в тот достопамятный месяц в Восточной Пруссии?
— И за что получил Звезду Героя?
— И за что получил Звезду Героя.
— А что вообще происходит? Зачем все это? Лежит себе это нечто под землей, под бетонными плитами, в бункерах, куда ведут затопленные коридоры. И заминированные.
— И этими коридорами вот-вот пойдут хорошо знакомые вам личности.
— Кто бы это мог быть?
— Германцы. А может, литовцы с ними будут. А может, и американцы. Кенигсберг решено отдать, дедушка.
— Кем?
— А вы не догадываетесь?
— Ну, раз хотят, значит, отдадут.
— А что это вы территориями разбрасываетесь?
— Я же тут сбоку припека.
— Вот не скажите. Это же ваше главное дело жизни было. В том бункере.
— И что тебе даст этот бункер?
— Я вам оперативные планы открывать не могу. Будем в бункере раньше германцев, сможем сорвать операцию.
— Одну сорвете, другая пройдет успешно.
— Не пройдет.
— Почему?
— А вы с товарищем Сталиным поговорите ночью. О текущем моменте.
— Что, начнется?
— Уже началось.
— Поклянись.
— Да хватит, право…
— Обманешь, из-под земли достану.
— Да вы кому это говорите-то, вообще…
— Ладно. Не обижайся.
Примерно через два часа Олег Сергеевич начал говорить и рассказал мне многое…
Присутствие группы Штока в городе обнаружилось на следующий же день. Таким образом, и Бухтояров вынужден был вернуться в город. А город разительно изменился. Можно было подумать, все, кто был задействован в Москве, кто перекрывал Звереву пути ухода, кто выпустил все же его и Бухтоярова, оказались сейчас в Кенигсберге. К вечеру следующего дня выяснилось, что команда Штока, видевшая Зверева, используется Господином Ши на все сто. Каждому придали группу сопровождения, и теперь все четверо перемещались по всем злачным местам, выезжали по предположительным вариантам в гостиницы, на вокзалы. Фотографии наших героев сопротивления красовались на всех стендах «Их разыскивает милиция» как чрезвычайно опасных преступников. Наконец прошли ориентировки и по телевидению. Вначале в сводках МВД, затем просто в городских новостях. Каким образом они могли сейчас помешать Господину Ши и его немецким друзьям? Только иррациональным. Но в руках Бухтоярова находилось содержимое герметичного сейфа из пруда господина Лемке. Или Ивана Пирогова. Кому как больше нравится. И вот это, кажется, могло помешать. Наконец квартира, где скрывался Юрий Иванович, была обнаружена, и более того, на квартиру эту имел неосторожность, впрочем, какая к черту неосторожность — необходимость прибыть и Бухтояров. Ловушка захлопнулась. Одновременно были арестованы люди из прикрытия Бухтоярова в МВД. Наджибулла ушел. Пока…
— …Ну что, Юрий Иванович, боишься смерти? — спрашивал на блокированной квартире Зверева его давний товарищ по некоммерческому риску — Охотовед.
— Боюсь.
— Только нас прежде пытать будут. По полной программе.