Выбрать главу

Мы обѣдали въ полѣ и усѣлись или, вѣрнѣе, полулежа расположились вокругъ скромной трапезы; скатерть была разостлана на копнѣ сѣна и мистеръ Борчель оживлялъ всѣхъ своею веселостью. Къ довершенію нашего удовольствія, два черныхъ дрозда звонко перекликались съ одной изгороди на другую, а прирученный снигирь прилеталъ клевать крошки изъ нашихъ рукъ; словомъ, мы были настроены самымъ мирнымъ образомъ.

— Въ такую пору, сказала Софія, — мнѣ всегда приходитъ на память то прелестное стихотвореніе Гэя, гдѣ онъ описываетъ двухъ счастливыхъ любовниковъ, умирающихъ въ объятіяхъ другъ друга. Въ этихъ стихахъ такъ много чувства, что я сто разъ перечитывала ихъ, всегда съ новымъ восторгомъ.

— А по-моему, подхватилъ Моисей, — даже лучшія мѣста этой баллады никуда негодятся въ сравненіи съ «Галатеей» Овидія. Вотъ римскіе поэты дѣйствительно знали толкъ въ контрастахъ и умѣли пользоваться ими для достиженія сильнѣйшихъ эфектовъ, а въ этомъ вѣдь весь секретъ трогательной поэзіи.

— Замѣчательно, сказалъ мистеръ Борчель, — что оба поэта, упомянутые вами, были причиною, что въ ихъ отечествахъ привился вкусъ къ фальшивой напыщенности: у нихъ каждая строка загромождена эпитетами. Зато наименѣе даровитые писатели скоро догадались, что очень легко подражать имъ именно этимъ способомъ, и нынѣшняя англійская литература, такъ же какъ латинская во времена упадка, представляетъ рядъ роскошныхъ картинъ безъ всякаго смысла и содержанія: это просто наборъ словъ, красивыхъ и звучныхъ, но ничего не говорящихъ воображенію. Но вы находите, можетъ быть, что, подвергая другихъ столь строгой критикѣ, я обязанъ дать имъ случай отплатить мнѣ тою же монетой? Согласенъ и сознаюсь, что только затѣмъ и высказалъ эти замѣчанія, чтобы имѣть поводъ прочесть вамъ одну балладу, которая, можетъ быть, тоже плоха, но во всякомъ случаѣ свободна отъ указанныхъ мною недостатковъ.

БАЛЛАДА.
   «Веди меня, пустыни житель,              Святой анахоретъ;    Близка желанная обитель:              Привѣтный вижу свѣтъ.
   Усталъ я; тьма кругомъ густая;              Запалъ въ глуши мой слѣдъ;    Все безконечнѣй степь пустая,              Чѣмъ дальше я впередъ».
   — Мой сынъ (въ отвѣтъ пустыни житель),              Ты призракомъ прельщенъ:    Опасенъ твой путеводитель —              Надъ бездной свѣтитъ онъ.
   Здѣсь чадамъ нищеты бездомнымъ              Отверзта дверь моя,    И скудныхъ благъ удѣломъ скромнымъ              Дѣлюсь отъ сердца я.
   Войди въ гостепріимну келью:              Вотъ, сынъ мой, предъ тобой    И брашно съ жесткою постелью,              И сладкій мой покой.
   Есть стадо: но безгрѣшныхъ кровью              Руки я не багрилъ:    Меня Творецъ своей любовью              Щадить ихъ научилъ.
   Обѣдъ сбираю непорочный              Съ пригорковъ и съ полей;    Деревья плодъ даютъ мнѣ сочный,              Питье даетъ ручей.
   Войди же въ домъ; заботъ мы чужды,              Нѣтъ блага въ суетѣ:    Намъ малыя даны здѣсь нужды;              На малый мигъ и тѣ.
   Какъ свѣжая роса денницы              Былъ сладокъ сей привѣтъ;    И робкій гость, склоня зѣницы,              Идетъ за старцемъ вслѣдъ.
   Въ дичи глухой, непроходимой              Его таился кровъ —    Пріютъ для сироты гонимой,              Для странника — покровъ.
   Не пышны въ хижинѣ уборы,              Тамъ бѣдность и покой;    И скрипнули дверей растворы              Предъ мирною четой.