Помогая ему спуститься на пол, Света поддерживала его за плечо и, сразу же посадив на некогда занимаемый ею стул, молча и без лишних движений пристегнула левую руку Портера к поручню каталки.
– Ничего личного, но так будет лучше для всех, – быстро проговорила она строгим тоном, ожидая его удивление и недовольство вышей степени, но Портер молчал, даже мышцы лица его не двинулись, словно событие это настолько обыденное, насколько порядком надоевшее. Свету же это напрягало: как человеку, не привыкшему держать в себе многое, ей было трудно с теми, кто выражает мраморное спокойствие в то самое время, пока внутри них горит ярчайшее пламя. Но ныне поделать она ничего с этим не может, лишь принять факт полного разрушения с трудом добытого между ними взаимного доверия.
– Я могу одно обещать точно. Ты не умрешь, этого не будет, – произнесла она эти слова, оправдываясь, чему была крайне не рада. Но это сразу же отпало, ведь его первый взгляд в ее глаза не требовал слов – и так было понятно, что он ответил молчаливо: «Смотря что считать смертью».
Закрыв за собой двери, Света хотела что-то сломать, кого-то ударить, сделать хоть что-то, дабы гнетущее чувство вины просто отпало, как ненужный элемент, способный лишь затормаживать ее. К ней обернулся Остин, ее кулак сжался, но удара не было, хотя так захотелось, ведь все эти трудности – ровным счетом на пустом месте из-за него.
– Ты уверена, что это лучшая затея – оставлять его там одного?
– Посадить его на цепь прямо здесь, как пса подзаборного?! Или, может, заново заковать в каталку?
– Успокойся, я лишь ищу оптимальный выход. Я понимаю твое желание относиться к нему как к человеку, а не зверю, но только вряд ли он понимает все это правильно.
– У тебя есть предложение?
– Мы можем запереть его в криокамере, а когда все будет сделано, уже другие люди заберут его по возможности, и пока ты опять не начала критиковать меня, скажу, что так он будет в безопасности и сохранности.
– План – супер! Только вот инопланетная зараза через эти самые саркофаги пробивается и убивает, и это я еще не говорю о нестабильности реактора Вектора, из-за чего может случиться что угодно! Нет уж, он будет у меня под рукой, а ты даже не думай принимать решения о нем без моего мнения. Пока мы на Векторе, я за него отвечаю!
Остин ничего так и не ответил на ее выпады, лишь молча кивал в такт словам, решаясь далее не закапываться в конфликт, а наконец свершить то, ради чего он все это делал. Подготовив в изоляционной камере стол восстановительной медицины, подключив его к капсуле удаленным доступом, куда на боковые экраны выводили все показатели, Остин без промедления включил систему разморозки, после которой откроется крышка и можно будет изъять тело. Света следила за казавшимися поначалу твердыми действиями Остина, но стоило чуть-чуть приглядеться, как его усталость, голод и измотанность давали о себе знать всеми доступными способами. Трясущиеся руки, расшатанная концентрация, чрезмерная поспешность – все это она видела четче с каждой минутой, но вряд ли у нее сейчас есть шанс его остановить или убедить не спешить. Что-что, а одно у Остина получалось отлично – выглядеть фанатиком, живущим ради дела, лишение которого приведет к наихудшим последствиям как для него, так и для того, чьи руки повлияли на это. Света была на подстраховке, он быстро объяснил ее функции, больше напоминающие работу подмастерья, а в данном случае – чуть ли не медсестры. Сигнал был подан, показатели стабильны, саркофаг разрешил открытие.
Отсоединив все крепления на лице, они позволили Питеру начать дышать самостоятельно, хотя тот еще не пришел в себя, но организм начинал функционировать, о чем отлично передавали датчики на его теле в виде приклеенных круглых сенсоров по всему корпусу. Пока он еще был под низкой температурой, Остин аккуратно вытащил его и положил на стол, сразу же расстегнув специальный мешок, закрывающий тело Питера по самую шею, напоминающий скафандр, покрытый сенсорами и много чем еще, что Свете было неведомо. Словно белое одеяло, которое Остин снял и оголил корпус Питера, где уже визуально были заметны изменения тела: часть кожи покрывалась или сама превращалась в крепкую скорлупу. Внезапно Свету накрыло понимание ее ошибочности в суждении Остина и всей связанной с Питером истории, ведь она всерьез ожидала обмана, предполагая, что у единственного в отряде просто поехала крыша, чему нельзя было не удивиться, зная станцию и видя то, как сильно он изменился. Все было правдой, буквально все. Питер выглядел плохо, на его теле уже появились странные следы, словно кожа стала съеживаться, а вокруг колотой раны на левой руке уже что-то начало пульсировать.