– Брось, мне до почтенного Павла Михайловича, как до Эвереста, – отмахнулся Малахов. – Третьяков собирал оригиналы, а я – сетевые имиджи и работы копиистов, но зато полотен наиболее известных на Земле. Сначала думали – причуда, затем зауважали…
– А где твоя семья?
– Сын учится в Кейптауне…
– И не ближе? Разве в том регионе есть что-то отличное от нашего?
– Представь себе да: обнаженность древних корней дает более глубокое понимание мира, – представь, ряд предметов читается с опорой на интуицию…
– Моя дочь тоже не близко, в Симферополе. И там те же танцы, скифы да греки, а о пылающих столетиях не вспоминают, история техновойн повсеместно поставлена под запрет со всеми нашими прашками… – Чуть погодя, перешли к местным проблемам: – Кстати, Вовка, а где твоя женка?
– В Сестрорецке, заключает контракт с финнами. Потому что здесь почтеннейшая публика желает лицезреть именно меня. В качестве почетного экскурсовода, что ли… Да, – прервался Владимир, – оставим наши синекуры. Ты о Меркурии расскажи. Как там?
– Это очень трудный вопрос… Лучше, как говорят, один раз увидеть…
Петр порылся в саквояже и вытащил большую "живую" видеографию, которая зафиксировала в объем тридцатисекундный интервал времени.
Малахов ахнул.
– Ух, ты! Хоть прямо на выставку!
Качество медленно плывущего навстречу зрителю видеопейзажа и впрямь было отменным. На фоне угольно-черного неба – огромный солнечный диск, занимающий непривычно большое пространство. Каменистая поверхность – где серая, где бурая, местами с красноватым оттенком, сплошь изрытая ложбинками. Кое-где виднеются небольшие округлые кратеры – следы от упавших метеоритов. А на переднем плане – две угрюмые скалы – почти близнецы.
Остроконечные пики, зубчатые неровные края. И, странное дело, – будто стекают с этих раскалённых стран парящие ручейки, а около их подножий тускло поблескивают лужи…
Как завороженные, рассматривали друзья мрачную величественную картину: Лаптев, – вспоминая, Малахов – впервые знакомясь.
Словно вдруг в светлом галерейном зале повеяло неким неземным ветром. Наконец, Владимир взволновано произнес:
– Послушай, ведь это, – он ткнул пальцем в снимок, – судя по всему, жидкость?
– Конечно.
– Что же это такое, что не испаряется при тамошней адской температуре?!– А ты подумай, даю небольшую подсказку: это то, что на Земле находится в твердом состоянии… Догадался?
– Неужели металл?
– Вот именно! Не металл, а полиметалл, – сплошные металлы! В этом смысле, Меркурий – воистину, дно золотое… Золота, как такового, не более чем в любой "планетарной сетке" – ведь золото во вселенной – связующий информационный металл, это еще обнаружено в конце XX-го века, и поэтому на Меркурии никто не ждет "золотой лихорадки", цивилизованных землян уже отлихорадило. А вот редкоземельные и трансурановые металлы, в этом смысле, Меркурий – настоящая кладовая.
– Ну, а как там с чисто психологической стороны?
– Бывало, конечно, жутковато. Хоть и в жаростойком скафандре, но как представишь, что снаружи четыреста градусов, четырежды закипаешь… Но с другой стороны, не всегда же об этом думать. В общем, душа боится, а руки делают.
– Скафандр-то на себе таскать тяжело?
– Вовсе нет, он на Меркурии – по Сеньке шапка: ни тебе его стопудовости, ни тебе иных злоключений. Полный нормалёк!
Немного помолчали, углубившись каждый в свои мысли. Внезапно Малахов встряхнул головой, словно пробуждаясь от глубокого сна.
– Слушай, Петр, скажи как на духу, какие в галереи заметил ты недостатки? Что обнаружил ты, так сказать, свежим взглядом?
Лаптев задумался.
– Во-первых, по-моему, картины висят так плотно, что просто в глазах рябит…
– Это и мне известно. Надо расширять помещение…
– Во-вторых, нет системы, какая-то эклектика – все перемешано наистраннейшим образом…
– Ну, почему же, все натюрморты собраны в одном зале.
– Но всё остальное? У тебя Гоген соседствует с Пиросмани, Дюрер с Поленовым, Верещагин с Гуттузо… Ты бы их как-то по темам расположил.
Вдруг Малахов отчаянно хлопнул Лаптева по плечу:
– Вот это называется картина Репина "Приплыли!" Завтра же экспертам взбучку задам! Кому как не им положено в таких вещах разбираться. Не одному же тебе, скромняга… – Говоривший добавил: – Все ли ты высказал, аль не решаешься?
– Не те знакомства заводишь. Хотя бы тот лысый, который к тебе незадолго до меня подходил.
– Мало ли сегодня лысых вертелось. Уточни, пожалуйста, физиогностику…