Насытившись таки образом электроэнергией, он скользнул вниз, почти мгновенно привинтил палец на место и продолжил путь гораздо более бодрым шагом.
Хорошо, что киборги не подвержены эмоциям, не то, пожалуй, от недавних событий можно было бы помешаться. Уже несколько месяцев в странах Евросоюза на его собратьев продолжалась самая настоящая облава, хотя ее причин никто из обывателей не знал.
Киборги, выполнявшие в течение ряда лет в основном рутинную работу, в одночасье превратились во «врагов общества». Одни покорно явились на демонтаж, другие, движимые инстинктом самосохранения, ударились в бега. Ник – так звали «зайца» с товарного поезда – принадлежал ко вторым.
Он вошел в город на рассвете. Редкие прохожие не обращали на него внимания: рост средний, одежда светло-серая, стандартная, лицо – правильное, но абсолютно ничем не запоминающееся. Хотя профессиональных ищеек именно эта «усредненность» и могла насторожить. Правда, лишь в случае особого служебного рвения.
Ник приближался к бару «Золотой павлин», где была назначена конспиративная встреча. В его электронном мозгу, как старинная заезженная пластинка, вертелась не дававшая покоя мысль:
«За что живые невзлюбили нас?»
В «Золотом павлине» приходилось бывать вместе с хозяином более десяти лет назад, но электронная память ничего не забывает. Пробравшись сквозь лабиринт улиц в средневековой части города, огляделся. Полицейских поблизости не было. Зашел в бар, бросил взгляд на столик в дальнем углу. Там пока было пусто. Приблизился к стойке.
— Два мартини со льдом, — произнес деловым тоном и, согласно здешнему обычаю, поставил монету на ребро и покатил вдоль стойки. Блестящая новенькая «5 евро» остановилась между ловкими пальцами бармена.
Коктейли появились почти мгновенно. Когда Ник поворачивался, то услышал приглушенный голос:
— Может, лучше не пей. От этого контакты окисляются.
Любой человек бы вздрогнул. Но биороботы не умеют вздрагивать. Ник повернулся и в упор спросил:
— Вы знаете, кто я?
— Сынок, мне 55 лет, и 28 из них я – за этой стойкой. Навидался вашего брата. Ну и местечко вы себе выбрали. Копы через полчаса будут здесь. Скажи это своему дружку, когда он явится.
— Благодарю вас, сэр.
Бармен хрипло рассмеялся:
— Мы в той части Бельгии, где принято обращения «месье». «Сэр» у нас не в ходу.
Ник благодарно кивнул.
Столик уже не пустовал. Одного взгляда было достаточно, чтобы признать «своего».
«Как мы все-таки сходны», — подумал Ник, садясь.
— Ник, — представился он.
— Марк, — кивнул сосед. – Надеюсь, номер необязателен?
— Какой там номер! Сколько нас осталось… Как удалось вырваться из Парижа?
— Чудом. Почти. В поезде «Париж – Афины» проводник – сочувствующий.
— Здешний хозяин – тоже, предупредил о скором визите копов.
— Прекрасно. Я не побегу. – Марк был невозмутим, как и полагается биороботу.
— Что решили в парижском центре?
— Главы правительств Евросоюза собираются в Льеж на следующей неделе. Вот и мы – сюда же. Возможны два варианта. Первый: в день саммита мы все, собравшиеся и уцелевшие, стройными рядами движемся к ратуше. Разогнать и уничтожить нас на месте не посмеют – все же не при тирании живем. Один из первого ряда подает петицию. Наши требования: прекратить робоцид, и, если уж так мы мешаем живым, разрешить нам уехать в Швейцарию, где не действуют законы Евросоюза. Вариант второй: за неделю большинство из нас переловят. Шествия не получится, пять-шесть фигур – это не колонна. Тогда петицию подаст один из нас, самый ловкий, который должен проникнуть к ратуше любой ценой. Этот вариант хуже – не будет театрального эффекта для стереовидения. Но это уж, как говорят живые, что Бог пошлет.
— С чего они вообще взялись нас истреблять? – спросил Ник. – Ведь должна быть причина.