– То есть, зомби и полная духовная смерть?
Владимир угрюмо кивнул:
– Здесь – да. Зато там, в виртуальном мире, душа останется вечно, по крайней мере, пока будет существовать конкретно эта картина, или конкретно эта копия.
– И это, простите, жизнь?
– Для того, кто проник в тот мир, да. Я ведь уже испытывал прибор на себе, на жене тоже. Как ни странно, живы. Да ты не беспокойся, я для тебя расстараюсь: выберу картину с самым безопасным исходом. Ну, как, рискнешь?
Лаптев после недолгого раздумья махнул рукой:
– Была не была! Согласен, поехали!
Друзья вошли в соседний зал галереи. Малахов усадил Петра на длинную скамью со спинкой посреди сиденья, делящей скамью надвое. Теперь голова Лаптева словно обрела своеобразный нимб: она была окружена металлическим кольцом, с внутренней стороны которого располагались две суставчатые трубки с небольшими отверстиями на концах. Они были словно нацелены прямо на виски сидящего.
Изобретатель осторожно подкрутил колесико на круглом ободке "диффузора времени". Затем внимательно оглядел весь аппарат с множеством непонятных деталей, и кивнул.
– Сейчас, как только включу, начнет действовать. Но сначала ты ничего не почувствуешь. У тебя не будет никаких ощущений, пока твое сознание не окажется… Там!
– А где именно?
– Взгляни, какая картина перед тобой?
– "Полотер" Павла Кончаловского.
– Внимательно смотри на полотно, сосредоточься – больше от тебя ничего не требуется.
Изобретатель щелкнул тумблером, но испытуемый и вправду ничего не почувствовал. И лишь четверть часа спустя что-то внезапно свершилось.
Перехода не было. Просто Лаптев заметил, что стоит он в совершенно ином помещении: это была полутемная комната с плотно задернутыми шторами. Комната, скорее всего, была не жилой. На самом Петре были несколько странные красные штаны, тщательно подвернутые до колен. Босые ступни старательно растирали пол двумя половыми щетками в неком заданном ритме. В воздухе витал удушливый запах мастики. Странное дело! Космонавт, никогда прежде не занимавшийся подобной работой, выполнял ее вполне профессионально, хотя и с внутренним напряжением, как на тренажере особого рода, на котором кто-то невидимый прямо изнутри командовал его телом.
Впрочем, вот как раз тело было чужим! В нем совместились сразу две личности, одна из которых была создана воображением художника. Этим, как его? Кончаловским.
Будь бы сей симбиоз лишь космонавтом Лаптевым, немедля бы бросил это занятие. Но подгрузившийся к нему в подсознание Некто второй не давал этого сделать. "И, слава Богу, – промелькнула искоркой мысль, – за работой время пройдет быстрее".
Петр продолжал натирку полов с упорством, сравнимым с тем, как молятся лишь им ведомому Богу страстные религиозные фанатики.
…Ощущение прервалось столь же неожиданно, как и возникло. Теперь приятели глядели друг другу в глаза, не говоря друг другу ни слова, словно по-прежнему между ними все еще оставался третий. Наконец, сглотнув в горле комок, Лаптев произнес:
– О таком следовало бы предупреждать! Эта картина просто взяла меня в рабство.
– Предупредить? А собственно о чем? Это ведь не расскажешь тому, кто сам не себе не испытал ЭТОГО.
И тут космонавт воскликнул:
– Послушай, а у меня ведь идея! Завтра к тебе придет вчерашний тип?
– Ну да, покупать картины…
– Предложи ему тоже подобное испытание… Только не перебивай меня, а дослушай: мы сейчас ему такую картиночку подберем, чтобы он навек в ней заблудился. Это и будет ему наказанием, и со стороны будет смотреться приятно: вроде фанат – прикипел к картине, и точка. Дышать-то он будет?
– Да… – Владимир задумчиво протер стекла очков: – А стоит ли?
– Еще бы! Подумаешь, отсидел срок! А скольких людей он бросил? И как они существовали потом без крыши над головой? Это же каким надо нелюдем быть – отбирать у людей жильё. Загнать бы его в фиорды или еще Бог весть знает куда.
После минутной паузы Малахов ответил:
– Ты меня убедил, так и сделаем, а за его телом, как за особым экспонатом, посмотрят охранники. Подожди, я сейчас каталог всех репродукций принесу, чтобы было из чего выбирать.
Минут через десять Владимир вернулся с увесистым фолиантом. Внимательно склонившись над страницами, приятели стали изучать имеющиеся репродукции, с целью отыскать предстоящую картину-ловушку.
– Семен Чуйков "Дочь советской Киргизии", – вслух произнес Петр. – Наслышан. Вот только чего с ней так носились? Ну, идет по дороге восточная девочка, несет пару учебников, солнышко светит и точка!