– В том то и дело: учебники! Ведь у киргизов до тех пор не было письменности, а эта девочка ходит в школу: символ счастливого совкового детства! Истинный песочник вновь обретенных знаний…
– А что, добавить знаний, поменять пол, возраст и обратить на Восток, тут от потрясения и впрямь в Мекку дойдешь!
Приятели весело засмеялись:
– А киргизской девочки тебе не жалко?
– Так ведь в экспозиции музея – только копия картины, а вот у тебя, как вижу, воображение настоящее. Вон оно куда тебя унесло, и это только после первого опыта. Ладно, оставим девочку, как запасной вариант…
Еще пару минут молчаливого перелистывания страниц.
– Может, отправим его в "Девятый вал" Айвазовского! Там ведь одни волны какие! По возможностям прибора, он не утонет, но страху нахлебается.
– К сожалению, здесь не только волны. Он за вот тот обломок мачты уцепиться и все три часа пребудет на плаву. Таким образом, с кораблей спасаются даже крысы!..
Вдруг Лаптев ткнул пальцем в полиграфическое пятно светло-серой репродукции.
– Кажется, подойдёт это: Альберт Дюрер "Святой Иероним в келье"… Сидит, перышком пишет – здесь тебе и асфиксия, и аскетизм… Но на переднем плане кто? Маленькая собачка и лев!
– Львица, – машинально отметил Малахов. – Это животное без гривы и с должной грациозностью… М-мур!
– Да, у них, львов, львицы плешивы. Правда, сейчас подобное встречается и у людей. – С легкой иронией отвечал Пётр. – Ладно, пусть она этого агнца святого не трогает, но наш-то тип не святой! Говорят, звери всякую погань чуют… Вот она ему и покажет свой "львиный зев" – тот ещё зубастый зооцветок.
– Во-первых, это гравюра, – решил уточнить Владимир. – Дюрер – он график. Во-вторых, афериста мы скроем под мантией святого, а она за века, знаешь, как намолена. Три часа тигрица будет одного балахона бояться, но и мужику в балахоне достанется. Уж поседеет он точно!
После паузу первым заговорил Малахов:
– Понимаешь, Петя, в данной области существуют верные ловушки. Объясняю: к примеру, на картине совкового баталиста Грекова "Трубачи Первой конной армии уходят в боевой поход". Тут уж как уходят, так уходят. В течение трех часов никто не возвращается в прежнее пространство картины. По крайне мере, уходят в какую-то степь. А заметь, рядом-то я повесил костюм эскиз к "половецким пляскам" Бородина. И хотя сам Бородин не художник, а композитора, но автор костюмных эскизов более чем натуралистичен. В "моей" закартинной степи горе-красноармейцев явно будут поджидать далеко не театральные половцы…
– Так в чем же дело, направим его туда…
– Увы, не так все просто. Должен быть соблюден принцип добровольности… Не захочет он вживаться в образ конармейца, да и к белогвардейцам он не пристанет – не та натура, конченый конформист.
Вдруг внимание гостя привлекла картина совершенно неизвестного ему автора. Внезапно он почувствовал острую щемящую тоску.
…Песчаная почва, чуть вдалеке – высокий берег реки, покрытый молодой весенней травой. На заднем плане – голубая гладь, на ней несколько белоснежных пароходов, и вдали – противоположный пологий берег.
У левого края картины виднеется красноватая пристань. От неё тянется вереница людей, приехавших обживать этот пустынный край. Вот они на переднем плане: молодой парень в серой рубахе и черных брюках, подпоясанных солдатским ремнем, женщина в красной косынке и грубой телогрейке поверх желтого платья, несущая в одной руке некий шинельный сверток, в другой – небольшую стопочку книг. Двое мужчин средних лет – один в военной форменке без погон и в совершенно гражданской кепке, другой – в странно смотрящемся здесь белом пиджаке – очевидно местный руководитель.
И хотя по всему видно, что прибыли на трудную работу, выражение лиц у людей радостное. Чувствуется, что прибыли строить свое счастье.
Космонавт улыбнулся, прочтя подпись: "С. П. Ласточкин НА НОВОСТРОЙКИ КОММУНИЗМА".
– Ты бы хоть последнее слово убрал из названия.
– Да разве ты не понимаешь, эта картина – эхо целой эпохи. Между прочим, как только она прервалась, полотна соцреализма, относящиеся к той поре, за одно только десятилетие были раскуплены коллекционерами по принципу: "Хватай мешки, вокзал отходит!"
… Час спустя, когда уже почти решили остановиться на "запасном варианте", неожиданно Малахов воскликнул:
– Существует еще один вариант: душа не возвращается, если "там" внезапно совмещается с психикой не вполне нормального человека! Как ты, к примеру, относишься к Ивану Грозному, ты, наверное, помнишь, что под давлением его образного безумия, Ваньке реально полоснули глаза, и реставрация полотна стоила немалых денег. А Репин тебе не Саврасов. Тот перерисовал своих грачей пятьдесят раз, а репинский Иван Грозный убил своего сына единожды.