– Бравый дедушка, до сих пор бегает только так!
– А вот в тридцать втором не бегал… Вынесли из погреба умирать… В погреб спрятали от отца-людожера… Но не выжили ни мать, ни младшие братья… А он опух…. На ноги встать ни-ни… Вот и положили прямо под вишей… Ел падалки, да ещё Орыся приносила за день один-два клубня картофеля, запеченного в крапиве… Бабка Параска говорила, что крапива с картошкою кроветворная шибко... А у Пантелеймона шли обильные носовые кровотечения… Развивалось белокровие и если бы не крапивная картошка с вишне-падалками – не выжил бы… На ноги самостоятельно встал только в конце октября… Тогда же и забрали к себе хлопца соседи… Зимой Пантелеймон обучился и пристрастился читать… Неведомо как и где достался ему лубочного сытинского издания миф об Орфее и Эвридике…
Когда умерла выходившая Пантелеймона Орыся, его забрали в Киеве на рабфак, и там он и обнаружил каменную Эвридику, которая очень напоминала хлопцу Орыся….. До самой войны он приносил к её подножью цветы…
Помолчали…
– Вот ему и открыт проход через портал Времени… Мы позволим ему, старцу, доглянуть свою Орысю… Ведь никто и не поймет откуда взялся старик – линейный своего времени… А ты нам больше не приходи… Задайся вопросом – зачем прожил отведенный тебе возраст, и кто тебя зачем-то прикрывал эти годы… Тебе ещё надо выстрелить… Но на духовном, так сказать, поприще… Покрасовался портальным зрелищем и, уходи… Иначе не сниму наружной охраны…
– Ладно, Дедушко, не серчай…. Пойду я… Да и жена, кажется, уже насытилась зрелищем уцененных обувных пар… Но. Кажется. Эстетизма в них маловато… Теперь вот ищет меня…
- Говорил же тебе, метись!
Мы с Бемби неторопливо вышли за двери внезапно растворившегося обувного магазина, и вновь нос к носу столкнулись с живой Эвридикой… Теперь это была молодая хрупкая украинка в домотканой скромной вышиванке, подле которой, опираясь на палочку, стоял здешний старец Пантелеймон… при нём был поильный ковшик-утица из глины красного обжига…
– Нам пора, Эвридика… – пытался говорить старец, то и дело обтирая слезливую бесцветность старческих глаз…
– Я ще трохи, хоч в останнє на цих дивних людей подивлюся, – с тихим стоном отбивалась Орыся...
– Осторожно, двери темпорального перехода закрываются, – очень строго проговорил Дедушко, и предложил Орфею и Эвредике....
– А не отправить ли мне вам, дорогесінькі, на Астроплан? Там, говорят, нет ни возраста, ни страданий, а то всё как-то не так – и ты старый, – обратился он к Пантелеймону, – и она не жилец...
Строевым шагом подошёл к порталу милицейский батальон охранения, через минуту из офиса, что располагался прямо в помещении за колоной с пробуждающейся Эвридикой вышли двое:
– Опять это Дедушко привысил свои полномочия! – затороторил первый.
– Зато у комиссии теперь есть основания забанить этот Портал и перенести его в район Толстой Могилы.
... Как знать, может быть и перенесли....
2008 г.
Игорь Сокол: в Семь вечера возле Котовского, НФ-рассказ
1.
…Микроавтобус, надсадно чихнув мотором, остановился. Началась высадка. Среди пассажиров находился гражданин Украины Степан Филиппович Бусленко, прибывший в Молдову впервые после – страшно сказать! – полувекового перерыва. Даже не полвека прошло, а чуть больше…
Он был измучен ночным переездом и утомительными пограничными досмотрами, отнявшими почти полночи сна. «Не в таком возрасте путешествовать, Степа», – казалось, шепнул глубоко в подкорке ехидный голос. Но Бусленко постарался отогнать эту мысль, вспомнив бодреньких японских старичков с видеокамерами на улицах Донецка. Им-то пришлось проделать путь не в пример более дальний! Правда, у них и жизнь несколько иная…
Сразу же предстояло пересесть на городской троллейбус, идущий к центру Кишинева. Хотя было еще раннее утро, город просыпался. Люди торопились – кто на работу, кто по хозяйственным домашним делам. Рынок – такое впечатление! – вовсе и не засыпал. Это было первое, что встретилось на пути, как бы заново открывая для гостя полузабытый город…
Сейчас, как и тогда, много лет назад, вокруг звучала непонятная речь. Изредка – русская. Местные люди были приветливы, несмотря на – как и тогда! – довольно убогую жизнь. И все же, пробираясь наобум сквозь базарные ряды, тщетно пытаясь узнать что-то знакомое, Степан Филиппович испытал странное чувство «зарубежья». Он действительно пребывал за границей, хотя еще каких-то полсуток назад ему это казалось смешным. В чем же тут дело?