9.
…Он не помнил, как благодарил, как вышел на улицу и «на автопилоте» прошел два больших квартала. Пришел в себя лишь на скамейке под старой липой. Над ухом протяжно гудел шмель. Этот звук окончательно вернул его к действительности.
Собственно, визит к сыщикам лишь подтвердил очевидное: позавчера он более получаса беседовал с призраком. И окружавшие памятник улицы тоже были призрачными. И он сам – молодой парень в карманном зеркале. «Но я ведь не сумасшедший! Сейчас я абсолютно нормален! – настойчиво, уговаривая сам себя, мысленно повторил он. – Я контролирую каждый свой шаг, знаю, что завтра отсюда уеду навсегда. Что же это было? Наваждение? Как назвать? Галлюцинации не бывают такими…вещественными, что ли?»
Он вздрогнул от прикосновения чьей-то твердой руки. Рядом с ним сидел тот самый, недавно увиденный в кафе незнакомец. Узкое бледное лицо без тени эмоций. Одет, несмотря на жару, в светло-серый плащ. Сухая кожа, тонкие и длинные пальцы, как у музыканта. И глаза – будто без зрачков! Такого не спутаешь ни с кем.
– Ты уже достаточно спокоен, чтобы вести беседу? – голос странного незнакомца был лишен эмоций. В нем звучал какой-то небольшой акцент – но не здешний.
– Почему вы мне тыкаете? – попробовал повысить голос Бусленко. – Я ветеран труда, в конце концов!
– Сколько тебе лет, ветеран? Что ты помнишь – похороны Сталина? А я – изгнание Бонапарта из России. Между прочим, можешь обращаться ко мне на «ты». Излишней гордыней не страдаю.
– Сказать можно что угодно…– в голосе Степана Филипповича уже не было прежней уверенности.
– Можно вообще ни о чем не говорить. Встать и уйти… Но тогда ты не узнаешь ответа на вопрос, который тебя мучает. Ведь это я подарил тебе еще одну встречу с твоей незабываемой Кирой. Перенес тебя в юность, можно сказать. Благодарности пока не слышу. Впрочем, это мне знакомо.
– Ты подарил иллюзию… Мучитель!
– А разве не за этой иллюзией ты сюда ехал? Признайся хоть самому себе! Что, не так?
Пару минут оба молчали. Бусленко, превозмогая себя, спросил:
– Кто ты такой? Дьявол? Волшебник? И зачем тебе меня терзать? Такие воспоминания, между прочим, иногда кончаются инфарктом. Тебе это нужно?
Прозвучал короткий невеселый смех – смех, не вызывающий радости.
– Ай-я-яй! И это говорит гражданин бывшей атеистической страны, в прошлом комсомолец и активист! «Волшебник! Дьявол!» Скажем так: я человек не отсюда. Обладающий способностями, до которых вам здесь еще далеко. Очень далеко. Если хочешь, могу продлить встречу, которая вчера прервалась из-за дождя. Кстати, он так и не пошел. Надо же было создать хоть признаки ливня, а то вы беседовали бы до бесконечности… А сон тебе тоже необходим – в отличие от меня!
Странный собеседник был внешне совершенно спокоен. Но по тону было ясно, что он упивается своим могуществом. Бусленко поглядел на него с неприязнью:
– Я для тебя – подопытный кролик? И чего тебе нужно? Говори прямо!
– Зачем так грубо? Кроликам не дают права выбора. А я тебе его могу дать: сегодня же уехать домой и забыть всё, как дурной сон, или продолжить? Как хочешь, выбирай сам. Только учти – за каждый следующий сеанс надо платить. Решай.
– Платить? И домой возвращаться пешком? У меня только и осталось, что на обратную дорогу.
– Ты вправду думаешь, что меня интересуют ваши деньги? Ха! – странный гость мгновенно вынул из внутреннего кармана толстую пачку купюр. Развернул – радугой сверкнули на солнце какие-то крепости и храмы, портреты королей и президентов. Раз! – и так же молниеносно исчезли в потайном кармане, будто их и не было.
– Тогда – что тебе от меня надо?
– Обычная сделка: первый сеанс встречи с молодостью был бесплатным, так сказать, завлекающим. Но за каждый последующий придется заплатить годами жизни. А их у тебя в запасе и так немного. Видишь, я ничего не скрываю. Как захочешь, так и будет. Подумай. Но не затягивай. А я подожду.
10.
Раздумье длилось недолго. Бусленко вдруг осознал, что ему предстоит вернуться к совсем чужим, в сущности, для него людям. Все, кто был ему близок, ушли из жизни или их адреса потеряны. Жизнь была трудной, но интересной, ему везло на людей, с которыми было хорошо. Но это – в прошлом, а впереди – несколько лет одиночества…Так не лучше ли на краткий срок вернуться в далекую юность?
Он кивнул:
– Ты поймал меня на крючок, авантюрист. Выбираю «сеансы встреч». Сколько будет – столько и ладно.
– Ты хорошо подумал, Степан?
– Да, я своих решений не меняю. Жалеть не стану, не надейся.
– Одобряю. – Визитер фамильярно похлопал Бусленко по плечу. – Тогда вперед! Координаты тебе известны.
– Какие еще координаты? – удивился тот.
– Тобой же заданные: в семь часов вечера у Котовского…
11.
…В следующую встречу он сказал Кире:
– Вышло, как в песне Окуджавы: «Нас юность сводила, да старость свела».
– Окуджава? Кто это?
И тут – удивительно, как быстро человек ко всему привыкает! – он чуть не ответил: «Ты бы еще спросила, что такое БАМ и КамАЗ». Но сдержался. Ведь для нее еще длятся 50-е годы…
Он взахлеб заговорил об Окуджаве, Высоцком, Галиче, Визборе – ведь был в свое время горячим поклонником бардов и собирал записи их песен, где мог. Говорил о полетах в космос, достижениях телевидения, о компьютерах и сверхзвуковых лайнерах, о пересадке сердца и чудесных полимерах с наперед заданными свойствами…И сам себе удивился: вот как много, оказывается, в его родном мире хорошего! Что ж так хочется иногда из него убежать?
А она описывала свой скудный быт, который, впрочем, ей таковым не казался: просто обычная жизнь… Не раз ловил себя Степан Бусленко на мысли: как много значит случайность! Не попади тогда в беду Юркина мать – остались бы в Кишиневе еще на день. Обменялись бы с Кирой адресами и, возможно, после он увез бы ее к себе в Донбасс. И не пришлось бы ей тонуть в Пруте тремя десятилетиями спустя… Впрочем, кто знает, что еще – хорошее или плохое – могло бы произойти тогда?!
И наступил день, когда встреча была последней…
12.
…Двое сотрудников столичной полиции Молдовы переговаривались по телефону:
– Да, насчет этого найденного возле Котовского… При нем был загранпаспорт на имя гражданина Украины. Здесь – ни родных, ни знакомых. Зачем приезжал, неясно. Чтобы здесь умереть! А нам с ним возись!
– Место жительства? Узнали: рядом, Одесская область… До границы довезем, а там пусть соседи берут на себя. Когда-то правильно делала Советская власть, стариков за границу не пускала. У нас не похоронное бюро! Сколько лет? По паспорту – 76. А на вид – хорошо за 80, покрыт сеткой морщин.
– Жизнь, говоришь, была нелегкая? А у нас легкая, что ли? Но мы не катаемся без толку туда-сюда. Только вот что я тебе скажу, Петру: у него на лице застыла блаженная улыбка. Видно, в последние минуты он был счастлив…