– Да что вы, девушка! Не могу, милая. Вот тут сейчас упаду.
– Ох, и избаловали мы вас, мужиков, до негляди! Берите свой кофе... Вам блажь, а у меня по вечерам касса не сходится!
– Спасибо, родная!
И он ожидает, пока я возьму свой стаканчик вина. Его страшно интересует, что я писатель, и он читает тюремный фольклор о «по гроб» мужской верности, а я слушаю и стараюсь подтвердить в себе свои навязчивые предположения.
Вскоре он достаёт тиснённый под шик плоский портсигар, скорее мулатистую жестяную сигаретницу. Предлагает курить и доказывать, что я действительно тот, за кого себя выдаю.
Его же с головой выдают прочитанные им браво стихи и его дорогая как память о прошлом тюремная сигаретница. На такую неброскую и в тюрьме не позарятся. Вот и рассказываю, как он сам представился, Станиславу, что я исследую проблемы мистики, и что по моему твёрдому убеждению, никакой мистики на этой Земле нет.
– А что же, по-вашему, есть?
– Есть просто хорошо подогнанная под себя реальность этого мира, как, например, ваше бесплатное для вас угощение под предлогом недавнего сотрясения мозга...
– Да, ведь действительно, без кофе мне нынче не жить. А спиртного и вовсе нельзя. Наверно, ещё из прошлой жизни, – извиняющимся тоном говорит Станислав.
– Да, на любого из нас из прошлой жизни наложены какие-то ограничения. Вот, например, мне нельзя больше судить. Вот почему на этой Земле я не прокурор, а рядовой ссыльный. Наверное, когда-то прежде кого-то неверно осудил.
– Неверно – это несправедливо?
– Наверное, вот представьте себе, что не здесь, а на планете Цветов вы были сильным синим цветком, удушившим своими корнями розу. И я вас приговорил к смерти, и наслал на вас семь страшных бед. И первой бедой было усечение вашей роскошной цветочной головы. А вы всего-то отомстили розе за то, что из-за неё вы так и не достигли планетарного успеха, всех этих всепланетарных почестей, которые достались другим...
– И только за это вас сюда упекли?
– Не только меня, Станислав, но простите, Стазиш, и вас!
– Интересно как-то вы меня сейчас называли... Это вроде как бы по-польски?!..
– Увы, ох если бы! Нет, так было в те времена, когда вы были ещё преступником.
– На планете Цветов?
– Опять, Стазиш, не угадали. На планете Земля...
– Извините, мэтр, я сильно спешу... И потом, я не люблю никаких душекопателей – ни парапсихологов, ни экстрасенсов... Они меня уже пытались лечить. Так что будьте здоровы!
– И вам, Стазиш, того же!.. До встречи на планете Пирожков с гуталином.
– Вы там сами, наверное, будете придирчивой обувной щёткой?
– О, если бы, Стазиш. Я там буду, как и всегда, Прокуратором Дежурной вселенной. Ведь своей мне больше не выстроить, а на дежурной каждый получает право собрать осколки своей вселенной.
– Каждый преступник?
– Нет, скорее каждый Прокуратор.
– Ну, тогда мне не грозит очередная встреча в качестве вашего подопечного. Да и пирожков с гуталином у меня больше нет. Все они жадно съедены здешними ноябрьскими вечерами... И всё-таки, Прокуратор, вам так и не жалко моего прерванного вашим несправедливым судейством прошлого. Ведь я вас сразу узнал, хотя на этой Земле впервые в жизни меня судили другие. Может быть, поэтому на этот раз мне удалось сохранить голову...
– Может быть, хотя я не стал бы спешить с выводами о здешнем правосудии. Стазиш! Берегите себя!..
Мы прощаемся. Станислав-Стазиш поспешно выходит. Где-то рядом за углом кафе несутся потоки автомашин взмыленных, мокрых, встречных, в неоново-фиолетовых сумерках.
…Скрежет тормозов и страшные соударения нескольких автомобилей в кафе долетают не сразу. Когда я вышел на трассу, где по скоплению людей что-то заподозрил, голова Стазиша катилась вдоль разделительной полосы и искала меня глазами...
2.
Смерть Стазиша я увидел во сне. Тонкие холодные образы в ту далёкую интернатовскую ночь моего земного отрочества, казалось, навсегда очаровали меня. Во сне смерть самого выдающегося вселенского преступника Стазиша проходила в моё подсознание по крупицам.
Кто-то достаточно надокучливый всё время намеренно растягивал и бесконечно повторял одно и то же назидательное сновидение: медленно и неотвратимо падал на шею обречённого страшный нож гильотины на разделительной полосе между реальностями. Но юркий преступник то и дело умудрялся перетекать из одной реальности в другую, пока не высланные во все реальности подручные палачей не поставили в них заглушки.