Он не только переступил древние и новые заповеди, какими бы условными либо заранее ложными они ни были, – он просто спрятался от признания своего проступка в безумие. Случается с людьми и такое, только не с олондами.
А то, что Орнис – преступник, всем вам известно, но принять осуждение других в полном душевном здравии способен только мужественный человек. Отныне только вы способны возвратить Орнису его мужество, его вменяемость, что и позволит мне его осудить, освободив вас.
– Но как это сделать?! – спросил у меня явно обескураженный революционный комиссар Фарл Горбун. – В нашей революционной практике мы впервые столкнулись с подобным, к тому же, Зордак, ты сам цепко следил за нами и чрезмерно вредил нашему новому, революционному миру!
– Но не вы ли, комиссары, сами пожелали уничтожения старого мира? Вот я и помог вам своим тихим невмешательством, получив от вас новое звание – гражданин Бог. И как гражданин Вселенной от души пожелал вам построить ваш новый мир. Но что до идеи, которую я хочу вам сейчас предложить, то она принадлежит не мне, а самому ангелу-хранителю вашей революции Натани Рази.
Я же только попытаюсь материализовать её, так и не пожелавшую оставить вас, и отправиться в высшие круги вселенского разума. Вот и прислушайтесь к её совету. Наверное, ей вы поверите больше, чем мне, отверженному ссыльному Богу, ныне живущему в обличии человека на далёкой от вас планете Земля.
…Натани Рази материализовалась перед собравшимися неожиданно и сразу начала говорить. Её коротко остриженные волосы были обрамлены красной косынкой. Её старенькая, пропитанная кровью борцов и жертв революции шинель была туго опоясана узкими ремнями и портупеей.
– Люди, вы помните меня, и это потому, что каждый из вас любит и помнит меня отдельно, а ещё и потому, что каждому из вас в прошлом, ещё живая, я находила особые слова и о каждом знала особо. Вот почему даже самым молодым, которые меня никогда при жизни не видели, так много и разно обо мне известно. Каждый просто рассказал о своих беседах со мной, о встречах, о взаимно доброжелательных отношениях.
Собранные воедино рассказы превратились в легенду, легенда – в миф, а миф – в память обо мне, и это помогало в прошлом мне, ангелу-хранителю революции, приходить и навещать вас, невзирая на границу между мирами тонкого и материального.
Когда этого требовали обстоятельства, я смело шла в ваши сны и предупреждала вас об опасностях. Это я передала вам скорбную весть о разрушении нашей Вселенной и бессрочной ссылке Зордака на неведомую всем нам в здешних Синих Скалистых горах землю.
Поэтому и теперь я говорю вам: каждый из вас способен пробудить сознание юноши, который сейчас просто бежит от себя. Ведь каждый помнит, что именно его связывало с миром этого юноши.
Пусть же теперь каждый о том и скажет, обращаясь только к Орнису и ни к кому более. Только так, постепенно, вы пробудите в нём сознание и спасёте себя.
Пусть говорят мужчины и женщины, старые и молодые, комиссары и коммунары, одинокие жители высокогорья, отверженные революцией, преданные Зордаку старики и преданные революции, смеющиеся в лицо Зордаку дети. Только так – все вместе – вы вернёте Орнису разум. Да хранит вас Зордак!
Видение ангела-хранителя революции растаяло в воздухе, потому что я спешно оборвал речь говорившей. Она попыталась сказать более чем ей надлежало, но даже ей не было дано право полагать надежды людей на их заблудшего Бога.
Стоявшие на площади древние, но одичавшие за время революции некогда гордые олонды с первых минут явления ангела-хранителя будто онемели и замерли, но затем все разом с разрешения комиссаров и старейшин заговорили – сначала перебивая друг друга, и только чуть погодя установив живую очередь говорящих, непременно обращаясь к юноше, стоявшему в центре всеобщего внимания.
Теперь у всех собравшихся появилась надежда, что к юноше возвратится так внезапно оставивший его рассудок. И первым к Орнису ласково, по-стариковски неспешно обратился старик, живущий на высокогорье – Эрема:
– Послушай, сосо! Уж кому как не мне говорить тебе первому! Ведь ко мне ты приходил ещё в ту далёкую пору, когда, помнится, была ещё жива моя неугомонная старая Мэрли. Святой души была женщина. Она гордо называла себя твоей бабушкой, так как наши дети и внуки навсегда отошли от нас и приняли эту проклятую революцию.
Для нас ты оставался внуком, маленьким озорником, когда для всех других ты был лишь Орнисом – смышлёным революционным подростком. Одна только Мэрли стала называть тебя просто сосо, что только и означало что-то тёплое, вроде: “молодой, юркий, озорной человек”. Теперь и слово умерло, и порода таких людей. Уж каким-то ты был, Сосо – разве мне не упомнить?