Оставшись вдвоем, при свете факела два представителя элиты своих народов – средних лет испанский дворянин и старый инкский жрец – внимательно рассматривали друг друга.
Молчание прервал дон Пабло:
- Я не ошибся, решив обойтись без толмача, не так ли? Ведь ты понимаешь наш язык, старый шарлатан. Не старайся меня обмануть – по глазам вижу.
Жрец важно кивнул головой:
— Да, за три года плена я научился твоей речи, белая нелюдь. Чего тебе надо? Золота от меня не дождешься.
Мендоса презрительно скривился:
— Оставим золото. Меня интересуют знания. Вы, краснокожие, скрываете от нас множество тайн. Вся ваша земля – огромная загадка, не дающая спокойно спать, и не только мне. Ты, один из посвященных, поделишься со мной хотя бы частицей тайны. Иначе знаешь, что тебя ждет. Хуже смерти. Гнева твоих богов я не боюсь – тебе это известно.
Старик хрипло рассмеялся:
— Впервые слышу от белого про тайны, которые не дают спать. Вас же интересует лишь одно – как нагрести побольше золота и драгоценных камней.
— Я не таков, — надменно промолвил испанец. – Я учился в университете – хотя ты не знаешь этого слова. Мне доступны знания, к которым во всю жизнь не приблизиться тем головорезам, — он пренебрежительно кивнул в сторону выхода.
— Значит, ты ученый человек и потому командуешь головорезами…
— Не гневи меня, старый язычник! – вскричал Мендоса.
— Не забывай и ты, с кем имеешь дело. Ты можешь меня убить, но не запугать.
Мендоса отряхнул тяжкие путы гнева.
— Хватит выяснять отношения. Ближе к делу. Что это такое?
Он ловким движением достал из кармана камзола «колумбийский золотой самолетик» – тот самый, который спустя века произведет сенсацию в научном мире.
— Для моих воинов это – действительно кусок золота диковинной формы. Но я тебя спрашиваю, как мудрого человека: объясни, что это? Птица? Не поверю! Ни одна птица не смогла бы так жить – с большим вырезом в спице, возле самой шеи. Но это нечто – крылатое, следовательно, предназначено для полетов. Так что же это?!
— Тебя только это волнует? – спокойно спросил жрец.
— Не только. Несколько раз мои люди сталкивались с изображениями ваших богов – или не знаю, кем вы их воображаете, — мужчин и женщин, у которых нос начинается выше глаз, с середины лба. Неужели когда-то жило носолобое племя? Не верю. И в то же время – кто стал бы такое выдумывать?
— Ведь это – не кентавры и не русалки, в носолобости нет ничего поэтического… Ведь ты знаешь! Ты скажешь! Для кого теперь беречь секрет? Вашего царства уже нет и никогда не будет!
После долгого молчания жрец медленно произнес:
— Хорошо, я покажу тебе наше сокровище. Оно дороже любого богатства. Но предупреждаю: это не принесет тебе радости. И не испугает ли тебя, чужака, все увиденное?
Испанец захохотал:
— Напугать настоящего идальго, пересекшего океан? Насмешил!
Старый индеец кивнул:
— Тогда я должен пройти подвалами храма как хозяин, а не пленник. Перед вами, завоевателями, потайные двери не откроются. Прикажи расковать меня, если хочешь встретиться с чудом. Иначе ничего не будет.
Дон Габло склонил голову в знак согласия.
… Спустя некоторое время, когда жрец был уже раскован, они вдвоем двинулись в путь. Мендоса шипел от злости, когда от одного движения руки краснокожего раздвигались стены, казавшиеся монолитами, опускался сверху или поднимался с пола исполинский камень, открывая неведомые ходы. Испанцы могли здесь бродить годами – и не нашли бы ничего, кроме серых хмурых глыб.
Наконец остановились перед окованной бронзой дверью с изображением глаза в окружении лучей.
— За этой дверью – Глаз Богов, хранящийся тут издревле, — сказал жрец. – В последний раз спрашиваю тебя, захватчик: не испугает ли тебя увиденное тут? Еще не поздно вернуться.
— Ты стараешься меня унизить? Я не боюсь ваших поганых богов вместе с дьяволами!