А там люди в теплых, светлых вагонах прижимаются щеками к холодным окнам: «Посмотрите, посмотрите вон туда! Там, за каналом, где такие тихие улочки, справа от газометра, за рекой, покрытой льдом, – что там за маленький памятник в снегу? Памятник? Интересно, кому это памятник?»
И тогда я скажу: детям, у которых неправильные бабушки и дедушки. И тогда я скажу: мне холодно.
– Да успокойся ты, Эллен!
– Не бойся за нас, скоро мы спасем ребенка!
Вдоль канала шел какой-то человек. Вода в реке корежила его отражение, морщила, растягивала его, а потом на миг оставляла в покое.
– Жизнь, – сказал человек, поглядел вниз и засмеялся, – жизнь – это целительная жестокость. – А потом плюнул далеко в грязное зеркало.
Две старухи стояли на берегу и возбужденно переговаривались.
Они так частили, словно читали наизусть стихотворение.
– Попробуйте узнать себя в речной воде, – сказал мужчина, проходя мимо, – по-моему, выглядите вы ужасно странно. – И пошел прочь спокойно и быстро.
Увидев детей, он помахал им и прибавил шагу.
– Бродил я по белу свету, – пели в два голоса Рут и Ханна. – Прекрасен, велик наш мир. – Остальные дети молчали. – А все же… – пели Рут и Ханна. Лодка покачивалась на воде.
– А все же! А все же! – крикнул мужчина и пожал всем детям по очереди руки. – А все же… А все же… А все же – что?
– Это Эллен, – поспешно объяснил Георг. – Из дедушек и бабушек двое неправильных, двое правильных. Ничейный счет.
– А это мы все, – засмеялся мужчина и своей большой рукой похлопал Эллен по плечу, – радуйся, когда все становится ясно.
– А уже ясно, – с сомнением сказала Эллен.
– Радуйся, когда все становится ясно, – повторил мужчина. – Когда справа кто-то смеется, а слева кто-то плачет, ты к кому пойдешь?
– К тому, кто плачет, – сказала Эллен.
– Она хочет с нами играть! – закричал Герберт.
– У нее мама уехала, а отец в армии.
– А где ты живешь? – строго спросил мужчина.
– У моей неправильной бабушки, – испуганно ответила Эллен, – но она на самом деле правильная.
– Погоди, скоро обнаружишь, как неправильно все правильное, – проворчал мужчина.
– Эллен боится… – тихо сказал Георг. – Ей страшно, что ребенок, которого мы хотим спасти, так и не свалится в воду.
– Как тебе такое могло в голову взбрести? – гневно крикнул мужчина и встряхнул Эллен. – Как только тебе могло такое взбрести в голову? Если ребенок хочет, чтобы его спасли, он непременно упадет в воду, понимаешь?
– Да, – испуганно согласилась Эллен и попыталась вырваться.
– Ничего ты не понимаешь! – сказал мужчина и разъярился еще больше. – Никто не понимает, что с ним творится. Все хотят спастись, а падать в воду не хотят. Но как можно спасти того, кто не падает в воду?
Старая лодка все покачивалась.
– Она выдержит только одного из нас! – Биби попыталась отвлечь мужчину.
– Только одного, – повторил он уже спокойнее. – Только одного. И правильно, так и надо.
– Слабая лодка, – презрительно пробормотал Курт.
– Она умнее океанского лайнера, – возразил мужчина. Он уселся совсем рядом с детьми. Вода невозмутимо поплескивала в стенки каната.
– А как у вас? – боязливо спросила Эллен. – Я имею в виду, с дедушками и бабушками?
– Четверо правильных и четверо неправильных, – сообщил мужчина и вытянул ноги на серой траве.
– Не может быть! – засмеялась Эллен. – Восемь дедушек и бабушек?
– Четверо правильных и четверо неправильных, – стойко повторил мужчина и тремя пальцами скрутил себе сигарету, – как у каждого из нас.
Птицы летали низко над водой. Герберт без устали смотрел на воду в бинокль.
– Кроме того, я почти как боженька, – объяснил мужчина, совсем сбив Эллен с толку, – я хотел владеть целым светом, а владею тиром.
– Мне очень жаль, – вежливо сказала Эллен. И снова все примолкли. Дети внимательно следили за каналом. Позднее солнце коварно улыбалось из-за их плеч, но они ничего не замечали.
Мы ждем чужого ребенка, мы спасем его, чтобы не утонул, и отнесем в ратушу. Какие молодцы! – скажет бургомистр. – Забудьте про ваших бабушек и дедушек. С завтрашнего дня можете снова сидеть на всех скамейках, с завтрашнего дня можете снова кататься на карусели – завтра – завтра – завтра…