Отряды колдунов забирались поглубже в облачные громады, не столько для того, чтобы уничтожать, но чтобы гнать, забивать клинья и отделять, а потом направлять к следовавшим за ними эшелонами всадникам. Некоторые из шранков бежали естественным образом на юг и восток, для того лишь чтобы попасть прямо на копья галопирующим наездникам. Стычки оказывались столь же кратковременными, сколь и жестокими. Визжащих тварей самым беспощадным образом рубили и закалывали под сумрачным облаком пыли. Потом всадники, будь то имперские кидрухили, рыцари благородных кровей или чёрная кость — складывали убитых сотнями в конические груды, возвышавшиеся над продутыми всеми ветрами холмами и пастбищами побережья. Там эти белые как рыбье мясо груды, собиравшие вокруг себя тучи мух и птиц-падальщиков, дожидались сверкающего копьями прилива, накатывавшего от юго-западного горизонта — звуков кимвалов, воя и мычанья сигнальных рогов, тяжелой поступи ног.
Войска Уверовавших королей.
Согласно писаниям и преданиям, нет плоти, более нечистой, чем плоть шранка. Лучше съесть свинью. Лучше съесть пса или обезьяну. Священные саги рассказывали об Энгусе, древнем меорийском князе спасшем своих сородичей тем, что убедил их бежать в высокий Оствай и уговорил есть своих чудовищных врагов. Их прозвали шранкоедами, и на них пало проклятье, тяжелее которого не знает другая людская душа, кроме чародеев, ведьм и шлюх. Согласно легендам Сакарпа на долину, в которой они укрывались, легло смертельное проклятие. Тех, кто пытался попасть в неё, думая найти там золото (ибо слухи обыкновенно приписывают богатство проклятым), более никто не встречал живыми.
Невзирая на всё это, невзирая на природное отвращение и омерзение, ни слова протеста не было произнесено мужами Ордалии. Или, быть может, в природе людей — сегодня расхваливать то, что вчера вызывало у них отвращение, если утолен их голод.
А, может быть, мясо было всего только мясом. Пищей. Кто-нибудь сомневается в том воздухе, которым дышит?
Плоть шранков была плотной, пахучей, иногда кисловатой, иногда сладковатой. Особенно трудно было справиться с сухожилиями. Среди инрити появился обычай целый день жевать эти хрящи. Внутренности наваливали отдельными кучами, вместе со ступнями, кишками и гениталиями, есть которые было или слишком трудно или противно. Если хватало топлива, головы сжигались в качестве жертвоприношения.
Солдаты Ордалии делили между собой туши и жарили их на кострах. Разрубленные на части конечности невозможно было отличить от человеческих. И куда ни кинь взгляд, на рубленые из дерева шатры Галеота, или через пестрые и яркие зонты конрийских и айнонских воинов, повсюду можно было видеть каплющие жиром в костры, вполне человеческие с виду ноги и руки, заканчивающиеся почерневшими пальцами. Однако, если сходство и смущало кого-то, говорить об этом не смели.
Родовая знать, как правило, требовала определённых поварских изысков и разнообразия. Туши обезглавливали и подвешивали за пятки к деревянным стойкам, чтобы стекла кровь. Нехитрые сооружения эти можно было видеть во всех лагерях Ордалии… рядки подвешенных за пятки белых и фиолетовых тел таких откровенных в своей наготе. Подсохшие туши тварей разрубали на части, словно коров и овец, а потом готовили таким образом, чтобы скрыть возмущающее душу сходство с человеческим телом.
Похоже было, что за считанные дни всё воинство начисто забыло прежние предрассудки, и углубилось в мрачное обжорство со вкусом, даже с праздничным энтузиазмом. Языки и сердца шранков сделались любимым деликатесом нансурцев. Айноны предпочитали щеки. Тидонцы любили сварить тушу, прежде чем обжаривать её на огне. И все до одного люди познали ту особенную смесь победы с грехом, которая открывается тому, кто съедает побежденного в бою. Ибо невозможно было сделать даже один глоток, не задумавшись, не вспомнив о сходстве между шранками и людьми, осенявшем последних мрачной тенью каннибализма — не ощущая власть хищника над жертвой. Весёлая выдумка немедленно заставила словно бы съежиться несчетную Орду, служившую объектом столь многих пророчеств и ужасов. В солдатских нужниках пошучивали на темы справедливости и Судьбы.