Добавим лишь, что эта “антисистема” сформировалась не сегодня, а уже давно. И эта “антисистема” стала источником конфронтации в обществе — тоже не сегодня, а уже тоже давно, с тех самых пор, когда навязывалась конфронтация Верховному Совету, а общественное мнение или “дружно молчало”, или так же дружно подталкивало пропрезидентские силы, стимулируя развертывание агрессивности этой самой “антисистемы”. Никто не обращал внимания, когда “вожди” этой “антисистемы” в течение двух лет ежедневно требовали уничтожения парламента — истории известен только один персонаж с такой же маниакальной одержимостью добивавшиеся своей цели. Это Катон старший, на каждом заседании римского сената в течение двух десятилетий восклицавший: “Карфаген должен быть разрушен!”
Однозначно — выходом из кризиса может стать только радикальное преобразование всей политико-административной надстройки на основе демократии и профессионализма, — с этим выводом Шевцовой трудно не согласиться. Но вопрос в другом: где та политическая сила, которая в состоянии осуществить эти подлинно демократические преобразования, — если все, все общество, отказавшись поддержать единственную влиятельную демократическую силу — Верховный Совет, по сути, санкционировало те самые антидемократические перерождения, которые сегодня уже не позволяют молчать даже самым “твердым” приверженцам Кремля?
Кажущаяся стабильность политического режима — это, действительно, всего лишь видимость. Реальность совершенно иная. Разрыв между правящими и обществом зашел настолько далеко, что “рыхлость” надстройки не могут цементировать попытки “приблизить” (куда приближать-то!) верхушку армии, МВД, других спецорганов. Это вызывает лишь раздражение и в обществе, да и в рядах самих этих “корпораций”. Иллюзорны и попытки показать “монолитность” Кремля с региональными “вождями”, выдавая эту мнимую монолитность за “поддержку народа, поддержку регионов”. Здесь дело выглядит не так просто.
Вряд ли стоит рассчитывать на длительную лояльность большинства региональных “вождей”, какие бы изменения здесь ни происходили на персональной основе. Союз с ними (скорее всего — временный), можно заключить только через перераспределение в их пользу властных полномочий, дающих им возможность обладать собственностью, ресурсами и свободно манипулировать ими. Собственно, на такой путь уже Кремль стал. Но дело в том, что региональные лидеры, укрепив свои позиции, не будут склонны довольствоваться полученными новыми правовыми возможностями, поскольку они уже почувствовали, что федеральная политика покоится не на конституции и законе, а на указах, постановлениях, распоряжениях одного лица, или даже чиновничества, — а “пробить” такие нормативные документы, совершенно не связанные с общей государственной политикой, — не составляет труда. Конечно же, они будут добиваться того же, чего добился для Москвы Лужков (и непременно добьются!). А поскольку высшее бюрократическое чиновничество неоднородно, находится в непрерывной борьбе разных группировок, но все они имеют возможность выколачивать нужные “президентские решения”, — противоречивые президентские акты будут все более плодиться.
Такая “нормотворческая деятельность” может привести к разрушению даже те редкие целостные элементы федерального государства, которые в своей работе руководствуются едиными законами страны. Следовательно, “извлечения” из законов Государства указами Кремля в пользу отдельных территорий объективно разрушают само Государство, подрывают его Власть как Государства (не власть “президента”, “премьера”, “правительства”, а Власть Государства). Поэтому, если намерение, цель Кремля — создать “сильное” Государство, очевидно, то средства, методы достижения этой цели направлены прямо против таких намерений и ведут к “рыхлению” Государства.
Более того, курс Кремля “установить отдельную линию отношений” с каждым субъектом Федерации” — иными словами, полное признание асимметричной модели федеративного устройства, вполне реально приведет в недалеком будущем к новой волне дезинтеграции.
Эта волна накатывается уже сегодня — подспудно, уже в силу того, что сам основной закон — Конституция, вроде бы действующая, вроде бы “принятая народом” на печально-знаменитом референдуме 12 декабря 1993 года, как раз имеет довольно жестко выраженный унитарный характер (“победа” дала возможность пребывать в плену иллюзий, что страх, охвативший после расстрела Парламента всю страну, будет длиться вечно). И поэтому “асимметричность отношений”, взятая в качестве средств и методов регулирования федеративных отношений уже после принятия этой Конституции, взрывает ее в буквальном смысле. В результате опять формируется огромный блок неконституционных нормативных актов (“указное право”), выводящий государство из сферы правового, конституционного пространства, превращающий его в весьма уязвимую, "рыхлую антисистему", подвергающуюся ударам административно-бюрократического режима, все более изолирующегося от реальных процессов, происходящих в гражданском обществе.
Изоляции “государства Ельцина” от гражданского общества как раз содействует его линия на демонстративное подчеркивание “ненужности” даже этого псевдопарламента, который уже не устраивает Кремль даже как фасад, как декорация. Здесь навряд ли следует подходить к такой демонстрации упрощенно, дескать, не ведают, что творят, не особенно они умные, эти кремлевские деятели вместе с сонмом своих “советников”. Полагаю, что политическая интрига здесь гораздо глубже. Скорее, речь идет о твердом намерении вообще отказаться от принципа разделения властей, который, если не на деле, то на словах, декларируется в “новой конституции”. Идет линия на то, чтобы постепенно подвести идеологическую и нормативную базу полного отказа от парламентаризма как неотъемлемой составляющей принципа разделения властей. Обществу как бы навязывается идея “привыкания” к такому отказу Кремля от обязанностей соблюдать конституцию и законы, — как в свое время обществу настойчиво навязывалась идея “необходимости разгона Верховного Совета”, идея отказа от “старой, брежневской конституции”, на которой, как оказалось(?!), Президент “даже не присягал” (!?).
Что же делает сей достославный Парламент перед таким концентрированным наступлением тиранических сил на остатки свобод граждан страны? Он озабочен своим собственным положением и унизительно выдвигает предложения — “оставить” диктатора, уже совершившего многочисленные политические, уголовные и нравственные преступления, в должности Президента... еще на несколько лет. В обмен — на пару лет безмятежного и безответственного существования парламентариев! Какой позор!
Мне представляется справедливым вывод ряда исследователей о том, что складывается (если не сложился!) определенный общий фундаментальный интерес разных политических сил, представленных, хотя и в разной степени, в иерархии власти[180]. Соответственно, несмотря на разность взглядов, эти силы начинают ощущать себя единой административно-политической корпорацией. И как всякая “корпорация” начинают бояться выборной демократии, что заставляет ее волей или неволей стать на позиции прямо противоположные интересам гражданского общества. Это — очень опасное для судеб страны явление, свидетельствующее об укреплении тенденции к политико-административной бюрократизации государства, порывающего последние связи с конституционным правом и правом народа на выборную демократию.
Вернемся, однако, к прерванному вопросу.
Идея возможной асимметричности отношений федерального центра с субъектами Федерации была высказана мною в разгар борьбы за подписание Федеративного договора — еще в начале 1992 года. Но она мыслилась не столь грубо и прямолинейно, как это понимается нынешними “творцами” нового федерализма”: речь шла об асимметричности в рамках действующего конституционного законодательства, исключающего всякого рода подзаконные акты, включая президентские указы или правительственные акты. Мы прекрасно понимали уязвимость этого принципа асимметричности в многоэтническом федеральном государстве. Но, похоже, нынешние кремлевские политики, которым сподручнее такие средства, как огульная клевета на “несогласных”, ОМОН, танки, десантные части, “Лефортово”, — всего этого совершенно не понимают. И вряд ли они захотят вдруг изменить эту свою политику на деле. Они к этому объективно не способны.