Близко наблюдавший Беринга Стеллер дал о нем такой отзыв: «Беринг не способен был к скорым и решительным мерам; но, может быть, пылкий начальник при таком множестве препятствий, которые он везде встречал, исполнил бы порученное ему гораздо хуже. Винить можно его только за неограниченное снисхождение к подчинённым и излишнюю доверенность к старшим офицерам. Знание их уважал он более, нежели бы следовало, и чрез то вперил им высокомерие, которое переводило их нередко за границы должного повиновения к начальнику. Нередко признавался он, что вторая камчатская экспедиция свыше сил его, и жалел, почему не поручили исполнение сего предприятия россиянину». Методы военной казармы никогда не были в ходу у Беринга, к тому же он, точно следуя инструкции, ничего не мог предпринять без предварительного совета с подчинёнными. Это объясняет нам очень многое в его поведении и в отношениях его к сослуживцам.
Но вот и иная характеристика Беринга, данная ему известным натуралистом Карлом Бером, основательно изучившим Великую Северную экспедицию и правильно постигшим подлинную роль начальника в этом невиданном по масштабу и трудностям предприятии. «Нельзя не удивляться его мужеству и терпению, — замечает Бер, — вспомнив, что он должен был преодолевать невероятные трудности, строить в одно время в разных местах суда, высылать огромные транспорты провианта и корабельных принадлежностей через пустынные дикие страны, как, например, разом 33 тысячи пудов тяжести из Якутска в Охотск, что постоянно, и в особенности при съёмке северного берега, он встречал препятствий больше, нежели ожидал, и что при всем том он боролся с этими трудностями, не унывая».
Эта характеристика Бера показывает нам Беринга каким он был в действительности; несомненно, слабость и несамостоятельность не могли иметь места в деле, за которое взялся Беринг.
Преуменьшение заслуг Беринга и невыгодная его аттестация бывали не раз. Да будет позволено привести ещё одну цитату, воздающую должное этому выдающемуся моряку. Более ста лет тому назад Василий Берх писал: «Ежели целый мир признал Колумба искусным и знаменитейшим мореплавателем, ежели Великобритания превознесла на верх славы великого Кука, то и Россия обязана не меньшею признательностью первому своему мореплавателю — Берингу. Достойный муж сей прослужил в Российском флоте 37 лет со славою и честью, достоин по всей справедливости отличного уважения и особенного внимания. Беринг, подобно Колумбу, открыл россиянам новую и соседственную часть света, которая доставила богатый и неисчерпаемый источник промышленности».
Весьма крупную роль в излагаемом плавании сыграл и ближайший помощник Беринга — капитан Чириков. Он внёс существенные изменения в план путешествия к берегам Америки, облегчив таким образом все плавание. Он указал, между прочим, на неопределённость инструкции, где было сказано, что для достижения американского берега необходимо следовать до мексиканской провинции, следовательно на юго-восток от Камчатки, в другом же пункте рекомендовалось итти до 67° северной широты и выше, т.-е. на северо-восток.
Чириков предложил — границею исследования американского берега определить 50—60°, так как южнее «для одного уведомления об Америке» итти нет надобности, а северный берег должна обследовать та партия экспедиции, которой предназначено, следуя из устья Лены, обогнуть Чукотский нос. Им было также предложено — корабли для экспедиции строить не на Камчатке, как предполагалось, а в Охотске. Чириков разработал ещё программу наиболее удобной перевозки грузов из сибирских центров в Охотск. Этот достойный мореплаватель снискал к себе глубокое уважение всех своих товарищей. «Весьма замечательно, — говорит Соколов, — что в кляузных делах этой экспедиции, в которой все члены перессорились между собой и чернили друг друга в доносах, имя Чирикова остаётся почти неприкосновенным; мы не нашли на него ни одной жалобы».
В Сибирь с Чириковым отправились его жена и дочь. Разрушив в камчатской экспедиции вконец своё здоровье, Чириков уже не смог поправиться. По окончании её он находился в Енисейске «в крайней слабости здоровья своего; к томуж и от цынготной болезни, которая постигла его в бытность в камчатской экспедиции, совершенно не освободился, понеже от оной и поныне некоторые зубы у него трясутся». Скончался Чириков в 1749 году в Петербурге от чахотки. Он оставил интереснейшие отчёты о Великой Северной экспедиции.
Третьей яркой фигурой экспедиции является соотечественник Беринга — капитан Мартин Петрович Шлангберг. Самоотверженный, решительный и опытный мореплаватель, Шпангберг, однако, вследствие своего неукротимого нрава и грубости надолго оставил по себе в Сибири дурную славу. Его характеристика в изображении уже цитированного нами А. Соколова крайне нелестна. Соколов повествует о нем как о человеке без образования, жестоком до варварства и к тому же жадном до приобретений. «Молва о нем, — писал он, — разнеслась по всей Сибири и долго хранилась в народной памяти. Напуганные его самовольством и дерзостью, сибиряки видели в нем: некоторые — „генерала“, другие — „беглого каторжника“, всегда сопровождаемого огромной собакой, которою, говорили, при случае он травил оскорблявших его».
Но ничто не характеризует в такой степени крутых и жестоких нравов того времени и чёрствой неблагодарности правительства, как случай с самим Шпангбергом. Когда, по окончании экспедиции, сделавший так много для неё моряк, бывший несколько раз на краю гибели и отчаянно голодавший, не испросив разрешения, возвратился утомлённым в Петербург, он был за, это судим и приговорён к смертной казни, от которой был освобожден лишь по ходатайству датского посланника. Скончался Шпангберг в 1761 году в чине капитана I ранга.
О прочих участниках экспедиции мы скажем в своём месте при подробном обзоре хода самой экспедиции.
Как известно, в экспедиции принимали участие также академики и учёные Российской Академии Наук: двадцативосьмилетний академик, немецкий профессор истории и этнографии Гергардт Фридрих Миллер (1705—1783), неутомимый и энергичный исследователь, по возвращении из экспедиции давший в «Sammulung russischer Geschichte» солидный историко-этнографический труд, которые впервые познакомил с прежней жизнью сибирских народов, с путешествиями русских на Восток, с завоеванием и колонизацией Сибири и со многим другим. Статьи Миллера и теперь являются исходным пунктом всякого исторического знакомства с северной Азией и в частности с Великой Северной экспедицией. Как Миллеру, так и другим академикам был открыт доступ во все русские архивы и библиотеки и дано право делать из отчётов, рукописей и книг нужные им выписки. Важным следствием этого явилось обнаружение Миллером в якутском архиве ценнейшего, совершенно забытого отчета о плавании Семена Дежнева, о чем мы упоминали выше. В экспедиции Беринга Миллеру было поручено заведывание всей научной частью.
Ближайшим соратником Миллера был ещё более молодой академик, профессор Тюбингенского университета по кафедре «химии и науки о травах» (ботаники) Иоганн Георг Гмелин (1709—1755). Этому «просвещённому и страстному к науке германцу» было всего лишь 24 года. И Миллер и Гмелин сопровождали экспедицию лишь до Якутска, куда оба прибыли в сентябре 1735 года после двухлетних скитаний по северной Сибири, посвящённых всякого рода исследованиям. И ещё долго они путешествовали по Сибири, Гмелин даже вплоть до самого окончания экспедиции, т.-е. до 1743 года. Заслуга Гмелина как специалиста заключается прежде всего в его трудах в области ботаники: он первый познакомил нас с сибирской флорой во всем её объёме. Несмотря на молодость, Гмелин обладал энциклопедическими познаниями в естественных науках. Он первый указал на необычайные зимние холода в восточной Сибири, равно как и на то, что земля там в течение летних месяцев оттаивает лишь на несколько футов, открыв таким образом вечную мерзлоту северных окраин Сибири. По возвращении из экспедиции Гмелин вновь уехал к себе на родину в Тюбинген, где продолжал читать лекции по ботанике.