– Мы знаем, что Медкорпус заботится как о физическом, так и о психическом здоровье граждан Всероссийского Соседства. Однако международное сообщество не всегда сходится в оценке методов, которыми пользуются наши специалисты в своей работе. Особенно когда речь заходит именно о психическом здоровье.
«Сейчас начнет спрашивать про опыты на детях», – про себя вздохнул Виктор Дарьевич и приготовился объяснять, что никаких опытов на детях нет и быть не может.
Кристоф Карлович слегка наклонился к Виктору Дарьевичу и доверительно сообщил:
– Вот, например, на международном медицинском форуме в октябре прошлого года польско-итальянский профессор Тадеуш Лыськевич заявил, что когнитивный метод в психологии абсолютно бесперспективен. Бихевиоризм – пожалуйста, изучайте человека с его поведением, как зверюшку. Фрайдизм тоже можно. А вот когнитивный метод пан Лыськевич не признает. Как же так, Виктор Дарьевич, – у нас в Медкорпусе есть целая Когнитивная Часть, а Европы не хотят слышать о когнитивных методах?
Виктор Дарьевич встрепенулся, как таврский боевой конь, и бросился в бой.
К сожалению, в первую же минуту размазать доклад Лыськевича, от которого Виктор Дарьевич плевался (в основном от доклада, хотя от Лыськевича, бестолочи с претензией, тоже), не получилось. Пришлось разъяснить на пальцах, на чем базируется когнитивный метод в науке, привести пару простых аналогий, пофантазировать о машине с человеческим интеллектом и только потом, все разжевав, вернуться к первому вопросу, чтобы избавиться от лыськевищины. Кристоф Карлович кивал, задавал вопросы, иногда даже не очень глупые (все-таки готовился, иначе откуда бы у него взяться заметке о форуме в октябре), понял две шутки Виктора Дарьевича из пяти и посмеялся – неплохой результат для обывателя. Можно было надеяться, что оставшиеся три в Европах, где наверняка тоже ловили росское радио, примут за чистую монету и за свежие достижения росской науки.
Лампочка на столе горела, глаза Кристофа Карловича тоже горели, и со своим искренним любопытством он выглядел не слишком дефективным. Виктор Дарьевич даже подумал, что если бы это любопытство в свое время направили в верное русло, мог бы выйти неплохой медицинский работник – а теперь уже поздно, человек потерян. Но, подогреваемый чужим доброжелательным интересом, Виктор Дарьевич и сам увлекся объяснениями, нарисовал одну простенькую схемку, которую Кристоф умудрился озвучить в нескольких фразах в эфир, пару раз порывался встать, но был пойман за полы пиджака и водворен на место.
Прошло минут двадцать, когда Кристоф беззвучно обменялся знаками с Сашей за пультом и произнес:
– Спасибо, Виктор Дарьевич! Дорогие радиослушатели, надеюсь, что вы узнали немного больше о достижениях отечественной медицины. Лично я услышал сегодня много нового для себя и еще раз убедился, что психическое здоровье нации находится в надежных руках. Напоминаю, что гостем в нашей студии сегодня был Виктор Дарьевич Подпокровов, заведующий Когнитивной Частью Медкорпуса, о которой мы столько услышали. На этом я прощаюсь с вами, уважаемые радиослушатели – вас ждет запись живого концерта ансамбля «Афстралийские грифоны». Концерт состоялся месяц назад, музыканты исполнили как старые и полюбившиеся ценителям современной музыки вещи, так и новые композиции. Например, они представили на суд слушателей песню Фрау Гагген «Не зови меня, Александр» в своей оригинальной обработке. Я слышал запись и смею заверить – это нечто потрясающее! С вами был Кристоф и его «Диалоги обо всем», до новых встреч в эфире!
Оттарабанив эту бессмыслицу на одном дыхании, Кристоф уставился на лампочку – та замигала, а потом погасла совсем, как будто под влиянием гипнотического взора из-под очков. Тогда Кристоф шумно выдохнул и растекся по креслу.
– Фух-х, ебическая сила. Спасибо, Виктор Дарьевич, без дураков.
– Музыкальная пауза? – Виктор Дарьевич достал пачку сигарет, которую таскал во внутреннем кармане, скрывая от бдительных взоров гэбни. Курить вдруг захотелось так, что даже отсутствие пепельниц не смущало. Из-за пульта раздался вялый протест, но Кристоф Карлович махнул рукой и стащил у Виктора Дарьевича сигарету из пачки. Без спроса, между прочим. На свет из выдвижного ящика под столешницей явились толстостенная пепельница и зажигалка. Кристоф Карлович с наслаждением затянулся, выпустил губами кольцо дыма и вдруг засмеялся – Виктор Дарьевич уже заметил, что смеялся он иногда некстати.
– Уже не пауза, уже все, Виктор Дарьевич! Кончилось время наше эфирное, а минут через пятнадцать нас и из студии попрут, хоть покурить успеем!
Виктор Дарьевич собирался было ткнуть под нос дефективному наручные часы, чтобы тот не нес ерунды, но часы самым предательским образом сообщали, что час и в самом деле прошел.
– Потерялись во времени? – спросил Кристоф Карлович и снова с удовольствием затянулся. – Какую прелесть вы курите, зашибись… Так вот, это бывает в эфире. Великая сила искусства, знаете ли. Кстати, работать с вами – одно удовольствие. Нет, серьезно, я наслаждался, хотя сейчас меня, кажется, можно выжимать и выносить…
– Это после наслаждений случается, – пробормотал за пультом бледный Саша, но Виктор Дарьевич уже не слушал.
Он поспешно поднялся на ноги, еще раз глубоко затянулся и с сожалением затушил недокуренную сигарету в пепельнице. Такси уже наверняка ждало у входа, а еще предстоял осмотр пациентов, и посещение архива, и просмотр результатов последней ревизии – что-то там не сходилось так, что расхождение не влезало в привычную погрешность. Поэтому Виктор Дарьевич попрощался, торопливо вышел в коридор, и тяжелая дверь за его спиной заглушила Сашино «Я вас провожу!» и «Виктор Дарьевич, подождите, вы…» Кристофа.
***
– Как ваше самочувствие сегодня?
Пациент не ответил. На этот раз он не жался на койке, а стоял у окна, глядя на внутренний двор Медкорпуса, где все начинало зеленеть и расцветать. Спина его выражала всеобъемлющее презрение к Виктору Дарьевичу и его вопросам.
– Ну что, не дождались шпионов из Европ ночью? Не пришли?
Это зацепило – Лавр Сандриевич обернулся через плечо, посверлил Виктора Дарьевича взглядом, шевельнул каменной челюстью.
– Может, и не пришли. А может, поняли, что меня врасплох не застанешь. Я, доктор, сплю вполглаза, с тех пор как понял, что вокруг творится.
«Это мы поправим», – мысленно сделал пометку Виктор Дарьевич.
– А раньше, Лавр Сандриевич, вы сталкивались с этими шпионами? Узнавали их?
– Проверяете? – глаза у пациента были черные, птичьи, хитрые – такие хитрые взгляды не редкость у больных. Больные – народ в принципе изобретательный и труднопредсказуемый. – Хотите понять, кого я раскрыл, а кого нет? Нет уж, доктор, это я при себе оставлю. Но у меня глаз наметанный, я таких с первого взгляда вычисляю. Как вас вычислил, хоть вы и белый халат носите, как настоящий врач, а те были не в халатах.
– В сером? – рискнул Виктор Дарьевич – и промахнулся.
– Почему в сером? – удивился пациент и тут же подозрительно сощурился. – А хоть бы и в сером, все равно понять нетрудно, кто есть кто.
Нет, не складывалась теория у Виктора Дарьевича, не складывалась, хоть ты тресни. Первой его мыслью было, что Бюро Патентов так старалось охранить гения от окружающей среды, что заменило значительную часть этой среды фалангами, что и довело гения до шизофрении. Это объясняло бы и запрет на свидания с фалангами, и некоторую неловкость Бюро Патентов: сами же довели гордость росской инженерии до психического расстройства.
Из карточки, которую Бюро Патентов все-таки прислало по его запросу, Виктор Дарьевич много не вытащил. Воспитывался Лавр Сандриевич в отряде среднестатистическом до безобразия: никаких экспериментов, никаких инцидентов, и выпускники этого отряда особого внимания Медкорпуса до сих пор не удостаивались. Можно было бы, конечно, собрать статистику по тем выпускникам и посмотреть, не порадует ли она большим количеством психических заболеваний на человека, но интуиция Виктору Дарьевичу подсказывала, что статистика покажет ему изящный, сложенный из цифр кукиш.