— Женщинам, дорогой Ма-гун, верить нельзя. Они не могут понять душу мужчины. Да и мы, тоже надо сказать, глупый народ — попадаемся на крючок и голову теряем. Человек столько лет мечтает о ней, столько невзгод перенес ради нее! Так чего тебе еще нужно? Выходи за него замуж и будь счастлива. Так пет, ей надобна не любовь человека, не его душа. Просто нужен мужчина в доме да его имущество. Черт бы их всех побрал, этих дур!
— Человек должен быть сильным, не поддаваться обстоятельствам, Бого. А вы с Гунчинхорло так и не встретились?
— Нет, так и не довелось... — ответил Того и замолчал, видимо, не желая вдаваться в подробности.
— Тебе надо сменить одежду. Завтра что-нибудь придумаем.
— Знаешь что, браток? Определи-ка ты меня к какому-нибудь строгому дзанги да вели дать мне ружье. Хочу участвовать в изгнании этого проклятого амбаня. Мне жизнь теперь не дорога.
— Никуда я тебя не отпущу. Будешь при мне, и жить будем вместе, вот в этой палатке. Поручаю тебе заботиться о моем питании. Я человек привередливый, и лучше тебя никто мне не угодит. — И, помолчав, он добавил: — А ружье я тебе дам. Знаешь, здесь есть люди из наших мест: Дорж, например, Дам-дин, ну и еще кое-кто.
— Ну, повар из меня вряд ли получится. Э, да ладно, будь по-твоему. Только спать я, пока не отмоюсь да не переоденусь, буду возле палатки. Всякого мне в жизни испытать довелось: и верхом на мне ездили, и били, как собаку, — все вытерпел! А сколько пришлось искать да ждать эту проклятую... Ну, ничего. Теперь-то уж все будет хорошо. Верой и правдой буду служить родине.
Максаржав и Дамдинсурэн обсуждали план захвата Кобдо, когда им доложили, что из Тагны прибыл отряд в три сотни и что за главного у них человек по имени Лувсан. Они пригласили его к себе. Тот вошел и после обмена приветствиями рассказал, что по приказу амбаня были казнены шестьдесят тагнинцев.
— Реки крови пролил этот палач! — сказал Лувсан. — И мы пришли, чтобы отомстить за наших земляков. Просим взять отряд под свое начало.
Тагна, плотно заселенная часть Тувы, издавна поддерживала тесную связь с Россией; остальная ее часть стремилась стать независимой. Максаржав считал, что Тагна является частью Монголии, одним из ее аймаков. Он очень обрадовался пополнению.
Обсуждая план овладения городом, министры особое значение придавали четкой организации войск. С утра до вечера цириков обучали тактике и приемам рукопашного боя.
Однажды Максаржав созвал полковых командиров. Когда все собрались, он сказал:
— Каждую ночь мы будем обстреливать город холостыми зарядами, чтобы китайцы ни минуты не чувствовали себя в безопасности. Таким образом мы, с одной стороны, деморализуем их, а с другой — заставим зря расходовать боеприпасы.
В ту же ночь начался «обстрел» города с разных сторон. Китайцы всполошились, открыли ответную стрельбу. Затем город обстреляли вечером, а на третью ночь — почти перед рассветом.
И амуниция, и одежда у монгольских бойцов была довольно пестрая — отчасти это объяснялось многонациональным составом войска. По вечерам над лагерем то там, то тут поднимались дымки костров, то и дело от лагеря отъезжали всадники — командиры, дозорные. Каждый день с цириками проводились беседы, командиры старались внушить им уверенность в неизбежном поражении китайцев.
Многих, особенно неимущих аратов, давно мечтавших об освобождении, волновало и беспокоило только одно: хватит ли у монголов сил прогнать ненавистных захватчиков. Где, у кого придется потом покупать муку, крупу, чай, табак, далембу [Далемба — грубая хлопчатобумажная ткань.] и шелк? Правда, в последние годы все больше русских купцов появлялось в Монголии.
А началось это очень давно. Первые русские купцы стали торговать с монголами еще в 1860 году. Амбань тогда приказал закрыть все ворота крепости, кроме главных. Что он только не предпринимал, чтобы помешать потоку товаров с севера! Фирма «Юань Шин-дэ» значительно увеличила завоз своих товаров. Однако в народе все более крепло мнение, что товары из России лучше китайских. К тому же русские никого не обижали, не чинили произвола. Правда, когда началось движение Аюши[Народное движение под предводительством арата Аюши, развернувшееся в начало XX в., было направлено против произвола маньчжуро-китайцев и местных феодалов.], хошунные нойоны решили, что это влияние России, где как раз начались народные волнения. Богатые иностранцы, жившие в Кобдо, изрядно переполошились тогда. Спокойны были только бедняки китайцы из северного предместья, рабочие шерстомойки, голытьба с восточной окраины да мелкие огородники.