И тут-то раздалась команда:
— Огонь!
Цирики открыли стрельбу. Этого китайцы никак не ожидали. Они поспешили уложить верблюдов и, укрывшись за тюками, стали отстреливаться. Максаржав велел передать своим бойцам: «Целиться лучше, противник несет большие потери». Цирики усилили стрельбу. Со всех сторон слышался рев животных, крики и стоны раненых.
Группа китайцев, отделившись от остальных, попыталась прорвать фланг, но успеха этот маневр не имел. Они бросились назад, но там их встретили цирики, спрятавшиеся в засаде. Но решаясь покинуть обоз, китайцы превратили его в укрытие и залегли, спасаясь от пуль.
— Приготовить коней! — приказал Максаржав. — Ближнему полку оставаться на месте и продолжать вести огонь, остальные по коням! Отрезать китайцев от каравана и уничтожить! Коня мне!
И с саблей наголо Максаржав поскакал впереди отряда конников. За ним лавиной неслись цирики, круша все на своем пути. А возле каравана завязалась рукопашная схватка. На правом фланге лежал на земле убитый верблюд, из-за него вдруг поднялся толстый китаец, по-видимому раненый, и, сделав несколько шагов, упал.
— Взять его живым! — приказал Максаржав.
К упавшему подбежали цирики, обыскали его и увели. В этот день они взяли в плен человек шестьдесят китайских солдат. Толстяк оказался командиром отряда. Он был тяжело ранен и вскоре умер. Бойцы отряда Максаржава, добравшись до обоза, начали осматривать трофеи, надеясь найти оружие и патроны.
Максаржав видел, что с противником почти покончено. Остатки китайского войска удирали, преследуемые группой конных цириков. Когда в живых осталось лишь несколько солдат противника, Максаржав приказал прекратить погоню. Он стоял в отдалении, окруженный командирами, и наблюдал за тем, что происходит на поле боя. Раненых и убитых цирики погрузили на повозки. Затем построились. Все были радостно возбуждены — ведь это был первый бой, первая победа над врагом после многомесячного изнурительного похода!
— А наш министр-жанжин молодцом показал себя в бою! С таким командиром и умереть не страшно!
— Видел, как он мчался впереди, размахивая своей саблей? Я до того на него засмотрелся, что чуть с коня не упал.
— А как он командует! Голос такой, что прямо мороз по коже.
— Еще бы! Недаром же он носит княжеское звание. Вот увидите, дождемся мы, когда сам амбань вылезет наконец из крепости и упадет на колени перед нашим жанжином!
— Да, смекалист наш жанжин: сначала врага огнем из засады встретил, а уж потом конницу пустил.
— А торгут Дорж, — засмеялся кто-то, — совсем было снял штаны, чтобы переплыть речку, да вовремя остановился.
— Пересчитать бойцов! — приказал Максаржав. — Все ли десятские целы?
— Все на месте, — ответил чей-то голос, но тут же говоривший поправился: — Нет, одного не хватает, убит. В нашем полку пятеро убитых, около десятка раненых.
— Ну, это еще ничего. Раненым оказать помощь! Где лекарь?
— Уже на месте.
Максаржав захотел сам проведать раненых.
— Ничего, ребята, крепитесь, — сказал он бойцам, лежавшим на повозках. — Скоро опять в строю будете. И приказал: — Раненых на ночь перенести в палатки!
И колонна с развевающимся знаменем впереди двинулась в обратный путь.
Того, раздобывший где-то одежду и коня, всюду сопровождал Максаржава. Перед выступлением жанжин обратился к нему:
— Бого, ты останься здесь, присматривай за штабной палаткой. С тобой будут еще несколько цириков.
— Нет, Ма-гун, возьми меня с собой. Я хочу сражаться вместе со всеми. Не могу я оставаться здесь, когда ты там один!
— С чего это ты взял, что я один? Со мною будут три сотни бойцов. А тебе надо остаться.
— Ни за что!
— Ах, ты отказываешься выполнять приказ командующего?
— А ты возьми да и прикажи выпороть меня!
— Некогда мне сейчас этим заниматься, а не то выпорол бы! — И он вышел из юрты.
Под звуки труб войско двинулось в поход. Того быстренько собрал еды на дорогу и поскакал вдогонку.
— Что ж это они, считают меня ни на что не годным человеком? Словно я ничего не умею, как только прислуживать! Тысячи человек из разных мест прибыли сюда, чтобы участвовать в сражении, а я чем хуже? Они, значит, будут бороться за свободу родины, а мне сидеть сложа руки? — обиженно бормотал он себе под нос.
Ориентируясь по следам и по облаку пыли, поднятой отрядом Максаржава, он нагнал своих у самого берега реки. К Максаржаву, правда, не подъехал, а спешился в сторонке и принялся внимательно осматривать ружье, время от времени искоса поглядывая на жанжина. Наступил полдень. Того достал свои припасы и приблизился к Ма-гуну.