— Много, говоришь, там у них народу?
— Что муравьев в лесу! Бедняки у них, как и у нас, бедные, а богачи — те уж нашим не уступят, у некоторых, говорят, миллионы накоплены.
— А языку их ты не научился?
— Да времени слишком мало было. Два-три слова всего запомнил. Чужие слова, если в них нет надобности, быстро забываются. Сами-то они по-монгольски бойко говорили. Хорошие это были люди — прямые и честные и ко мне уважительно относились. У них если «да», так «да», а коль «нет», так уж «пот». Если на кого рассердятся, то за дело. Но, надо сказать, и отходят быстро. Рассказывали они мне еще об одной стране, Германия называется. В других странах, говорят, в юртах, как у нас, не живут. В России дома все больше деревянные, а крыши из соломы, в Германии же дома кирпичные. Есть, говорят, специальные дома, где поют и пляшут. Я со своим товшуром, бывало, спою русским что-нибудь, так они мне деньги за это давали. Люди у них питаются больше всякой зеленью да овощами, мяса мало едят. Пел я и у русских нойонов, заработал немного денег и накупил гостинцев домашним.
— На юге[Имеется в виду Китай.] люди тоже едят много зелени, да к тому же еще такой, что в море растет. Трава да рыба, тем и живут, — заметил Дамдинсурэн.
— Русские говорили: у нас в городах красиво, как в раю. Оказывается, и на земле есть райские страны. Показывали мне картинку, дворец Петра-хана на берегу большого моря. Вот уж поистине рай земной. Ночью там, сказывали, солнце светит, а зимой в нем тепло, совсем как летом.
— Нашу Монголию бог не жалует, далеко нам до такого рая, — сказал Дамдинсурэн.
— Видно, за грехи предков не жалует, — вступил в разговор Максаржав, — они ведь сколько лет народ под каблуком держали. А вот у нас в Булган-Хурэ монахи тоже устроили для себя райский уголок.
— Тот чудесный райский дворец для русского хана, говорят, построили такие же, как мы, бедные люди. Уменье тут нужно да ум большой, — задумчиво сказал Парчин.
— Есть и у нас умные люди. Но с одним умом далеко не уедешь. Если нет денег, то и ум не поможет, — вставил Максаржав.
— А что, жанжин, если всем людям — богачам и бедным — разделить богатство поровну, а остальное отдать в казну? Государство станет богатым, тогда и у нас город-рай построить можно.
— Мысль неплохая, хорошо придумал. Только, видишь ли, есть люди, которые не любят трудиться. Такой скот пасти ни за что не захочет, лучше будет бродить по аилам, подаяния просить.
— Такая уж, видно, у них судьба, — вздохнул Дамдинсурэн.
А Парчин возразил:
— Судьба тут, пожалуй, ни при чем.
— Ну, вот и поговорили, — Максаржав обернулся к Пар-чину: — Устали небось? Поздно уже, пора и отдохнуть.
Тот поднялся и, прощаясь, сказал:
— Доброй ночи, жанжины-министры.
Когда Парчин вышел, Максаржав кликнул адъютанта:
— Вели сказать цирикам из полка Парчина, чтоб берегли своего командира. Нельзя нам терять такого искусного тульчи[Тульчи — народный сказитель, певец.]. Передай: если с Парчином что случится, не сносить им головы!
— Слушаюсь, жанжин, — ответил тот и вышел.
В юрте стало свежо, видно, к холодному дождю. Максаржав долго не мог уснуть, его одолевали заботы: «Одежда у цириков истрепалась, продовольствие приходится возить издалека. А тут еще и денег из столицы не присылают. Что, если к китайцам подоспеет подкрепление? Надо скорее выступать». Он поднялся и кликнул Того. Тот немедленно отозвался:
— Что случилось? Почему вы не спите?
— Передай, чтоб Дамдинсурэн зашел ко мне.
Того быстро оделся и вышел. Вернувшись, разжег очаг.
Пришедшему вскоре Дамдинсурэну Максаржав сказал:
— Извините, что побеспокоил вас, поспать не дал. Что-то тревожно у меня на душе, хочу посоветоваться. Может, нам все же попытаться подорвать крепостную стену, как предлагали дюрбеты и урянхайский Лувсан? А с другой стороны, если из этого ничего не получится, что делать тогда?
— Придется брать крепость штурмом.
— Давайте попробуем. Эй, Дорж, позови-ка Лувсана!
Явился Лувсан.
— Ну, как настроение у твоих людей?
— Какое может быть настроение? Развлекаются чем могут: скот забивают, болтают о том о сем, покупают и продают, а иной раз и подерутся...