— Давайте-ка обойдем лагерь, — предложил Максаржав, — посмотрим еще раз, все ли готово к атаке. Не могу сейчас ни о чем думать, кроме предстоящего боя.
— Учений у нас было очень много, — заметил Дамдинсурэн. — Совсем поистрепали одежду наши цирики, обучаясь рукопашному бою.
— В других странах, я слышал, солдат одевают в одинаковую форму.
— Да, это, конечно, здорово. Куда бы солдат ни пошел, все сразу видят, что это солдат. Эй, Дорж! — позвал Дамдинсурэн адъютанта. — Пошли связных к командирам полков. И к эскадронным тоже.
— Сигнал к бою будет дан с горы Аршант, как договорились раньше, — обратился Максаржав к командирам, убедившись, что все в сборе. — По сигналу выступать всем сразу. Есть ли среди вас или среди ваших цириков такие, кто не хочет сразиться с врагом?
— Нет, господин министр!
— А если так, будьте готовы к атаке. Скажите бойцам, что им нечего бояться противника. Мы защищаем правое дело!
— Предупредите бойцов, чтобы во время передвижения соблюдали осторожность, не шумели и не курили, — добавил Дамдинсурэн.
— Ясно!
— Будьте внимательны, в темноте по ошибке не перестреляйте своих.
— В торговой части города живут несколько бедных китайских семей, — снова заговорил Максаржав. — Передайте всем мое распоряжение — их не трогать. Тех же, кто будет оказывать сопротивление, уничтожать на месте!
Была глухая ночь восьмого дня первого осеннего месяца тысяча девятьсот двенадцатого года, или второго года правления «многими возведенного».
Максаржав вскочил на коня, звякнув саблей. Сейчас на своем гнедом жеребце он был похож на сказочного богатыря, одного из тех, о которых пел Парчин-тульчи. Смуглое лицо с сильным подбородком, разрезанным глубокой ложбинкой, прямой с горбинкой нос, густые брови вразлет, сходившиеся на переносице, — весь облик гуна свидетельствовал о решительности и бесстрашии. На затылок свисает толстая коса с ленточкой, заправленной за пояс. На нем остроконечная шапка и отделанный галуном дэли из коричневого шелка с серебряными застежками, а поверх дэли — ярко-голубой хантаз.
В глубоком безмолвии следовал за Максаржавом отряд. Слышно было лишь слабое трепетанье знамени на ветру, дыхание сотен людей да иногда чей-то сдержанный кашель. Неожиданно Максаржав поднял вверх винтовку и выстрелил. На горе тотчас запылал костер, который был виден отовсюду. В считанные минуты войско построилось к штурму. И мысль, беспокоившая каждого: «Останусь ли я в живых?» — сменилась единым порывом — во что бы то ни стало победить!
Максаржав скакал впереди своего войска, не замечая свистевших вокруг пуль; казалось, этот человек всего тридцати с небольшим лет был рожден для стихии яростных атак, словно на роду у него написано командовать войском. Велик мир, но не много рождается на свет таких богатырей! Конечно, отважным зовут и того, кто вступает в единоборство с пантерой, с медведем или волком. Но чего стоит такой смельчак в сравнении с человеком, который силой своей воли, своей энергией, личным примером побуждает тысячи людей подняться в едином порыве! А ведь среди этих людей были и такие, что отдали за долги последнюю корову, в ушах у них еще не смолк плач голодных детей, были здесь и те, чьих отцов замучили пытками в тюрьме.
Наступая с четырех сторон, войска Максаржава вскоре овладели торговой частью города. Казенный городок был полностью блокирован. Из крепости палили пушки, огненными вспышками разрывая темноту. Напуганные взрывами кони шарахались в разные стороны. Китайцы вели в темноте вслепую беглый ружейный огонь. Разрабатывая план атаки, Максаржав приказал как можно скорее достигнуть стен, где цириков не достанет огонь артиллерии, а беспорядочная стрельба из винтовок не причинит им большого урона. Однако по мере приближения к крепости наступательный порыв заметно угас. При виде высоких стен, при звуках канонады у многих дрогнуло сердце — крепость казалась неприступной. Первоначальный замысел — захватить пушки, установленные на степах, — не удался. Китайцы не давали подступиться к орудиям, отчаянно защищали их. Максаржав приостановил наступление. Как ему хотелось сейчас иметь крылья, чтобы перелететь эти проклятые стены! «Наиболее сильна оборона у них возле ворот, — рассуждал он. — Значит, надо главный удар направить на глухие стены между воротами, туда же подтащить и пастилы с лестницами». И он отправил связных к Дамдинсурэну и полковым командирам. Максаржав приказал также усилить обстрел артиллерийских позиций противника. Сам же он поспешил к западной стене — хотел на месте распорядиться, чтоб установили лестницы.