XV
Итоги и условия Версальского мира известны, и вряд ли имеет смысл их пересказывать. Будучи поразительной смесью хитрого расчёта и близорукости, цинизма и столь абстрактных принципов гуманизма и национального самоопределения, что их воплощение не могло не обернуться своей противоположностью, создав балканизированно-лоскутную, националистическую, вовсе не гуманную и недемократическую Центральную и Восточную Европу, Версаль не мог не стать прологом к новой войне, а точнее — к отложенному продолжению старой. Это было ясно многим, в том числе и Ленину.
Однако в 1920-е гг. мир не хотел думать о плохом. Хотелось забыть об ужасах войны и первых двух-трёх послевоенных лет, когда «испанка» выкосила людей больше, чем мировая война. В России к жертвам мировой войны добавились таковые гражданской, унесшей от 10 до 13 млн. жизней. Хотелось, особенно молодым, просто жить — и жить легко. 1920-е гг. для значительного сегмента населения стали временем релаксации, временем ongoing never ending party с отчётливо сексуальным оттенком. То, что до войны считалось развратным (женская косметика, танго), перестало восприниматься как таковое. Юбки поползли вверх, исчезли корсеты. 1920-е гг. — первая сексуальная революция XX в.; в 1960-е гг. новшеством станет не она, а её соединение с рок-музыкой и наркотиками, которое «произведут» англо-американские спецслужбы с помощью некоторых левых и бывших нацистов.
Западная молодёжь 1920-х, всего на 5-7 лет моложе тех, кто отвоевал, отделена целой эпохой от «потерянного поколения» («потерянного» отчасти и физически: война безжалостно выкосила молодёжь — мужчин 1892―1898 гг. рождения, до 30% этого поколения) с его трагизмом и ощущением вырванности, ненужности, принадлежала уже другой эпохе и даже другому веку — XX. Отмеченное современниками и нашедшее отражение в литературе легкомыслие молодёжи 1920-х, бьющее жизнью и жаждой жизни, было естественной реакцией на войну, на социальные потрясения. Молодёжь 1930-х будет другой (ср. также легкомыслие молодёжи 1970-х, её музыкальные и киношные вкусы, её настроения с «серьёзной» молодёжью 1950-х и «деловой» — 1980-х). Но это будет в 1930-е гг., после мирового экономического кризиса, подъёма национал-социализма и предчувствия новой войны. В постверсальские же двадцатые о том, что они должны или хотя бы могут закончиться крахом, простой люд и думать не хотел. Даже неглупые люди не хотели верить Шпенглеру с его «Закатом Европы». На первый взгляд казалось, что он ошибся, что перед победоносной Западной Европой — Британией, Францией — открывается новое будущее.
Но это только казалось.
Франция была обескровлена, и если, потерпев поражение в 1870 г., ухудшила свои позиции в Европе, культурно-психологически и интеллектуально надломилась (не случайно именно Францию избрал М. Нордау в качестве объекта своего изучения дегенерации и упадка Европы, её культуры и искусства) и со всей очевидностью поехала с ярмарки Большой Истории («За нас отомстите вы, русские. За вами будущее. Что же до нас, латинян, — писал Тургеневу Флобер в начале 1870-х гг., — полагаю, что мы погибли навсегда. Франция, в частности, слишком поглупела. Она только глупа, но в фантастических размерах.»), то победив в 1918 г., перестала быть даже тенью великой державы. Политическое ничтожество последнего двадцатилетия Третьей республики и интеллектуальный кризис 1920―1930-х гг. свидетельствуют об этом со всей очевидностью.
Что касается Великобритании, то в течение нескольких лет казалось, что её гегемония восстановлена, что звезда империи вновь сияет над миром, и внешне так оно и было. На самом деле это была short happy life накануне конца — нечто похожее на угасающий блеск галактической империи эпохи Селдена из знаменитой двойной трилогии Азимова. Индия — самый крупный бриллиант империи, её стержень (но потому же — нечто похожее на её «кощееву смерть») — сделала мощный глоток если не свободы, то квазиавтономии от «белых сахибов» в 1914―1918 гг., и удерживать её в британской узде в 1920―1930-е гг. удавалось только благодаря британской агентуре влияния, немало представителей которой возглавили индийское национально-освободительное движение и оттянули наступление свободы аж до 1947 г.! Финансовый центр мировой системы начал перемещаться на Уолл-стрит, Британия была по уши в долгах у своей бывшей колонии, которая стремительно шла к мировой гегемонии.