А дальше Илюшка Цыганков и Митька Ганичев вдвоем сдерживали Ваську Колупаева. Весь красный от ярости, тот двигал кулачищами, как гирями, и ребятам приходилось несладко. Но и они держались храбро и не уступали врагу. И даже сами нападали, принуждая громилу пятиться назад.
Под выкрики перекочевавших за ограду зевак мы стали теснить противника к церковной паперти. И когда уже прижали его к нижней ступени, на верхней внезапно выросла фигура мельника и церковного старосты Комарова. С минуту он строго смотрел на дерущихся, как бы решая, к кому присоединиться. Потом поднял руки и властно крикнул:
— А ну, перестать! И разойтись!.. — И как только мы расступились, гневно добавил: — Что за безобразие! Кто позволил бесчинство?..
Косясь друг на друга, мы отходили дальше. Миня вытирал распухший нос и не сводил с меня злобных глаз. Но я уже был прикован к мельнику. Кто-то донес ему, и он явился, чтобы помешать не драке, а ломке школы.
А Комаров решительно наступал на толпу.
— Убирайтесь отсюда! Все убирайтесь! Нечего тут делать!.. — И когда в ограде остались только мы, подошел к нам и сердито спросил: — А вам что надо?
Мы не удостоили его ответом. Я махнул ребятам:
— Айда!..
Комаров последовал за нами. За порогом остановился, весь побагровел от гнева.
— Это что ж такое? Да кто же вам позволил?
Я смело шагнул к нему и с вызовом ответил:
— Народ. Народ позволил!
— Сейчас же прекратите! — топнул ногой мельник. — Здание принадлежит церкви.
— Здание принадлежит народу.
— Я приказываю! — заорал церковный староста, поднимая кулаки. — Сейчас же убирайтесь отсюда!
— Не кричите, гражданин Комаров! — сказал я, тоже повышая голос. — Тут не мельница. И мы вам не работники… — И, повернувшись к ребятам, скомандовал: — По местам!..
Ребята старательно принялись за дело. Комаров некоторое время смотрел на нас выпученными глазами. Потом круто повернулся и выбежал из школы.
— За богомольцами ринулся, — сказал Андрюшка Лисицин, поеживаясь, как от холода. — Притащит самых ярых. И поломают они нас за эту поломку.
— Не поломают, — возразил Илюшка Цыганков. — Духу не хватит. А коль дойдет до того, дадим сдачи…
Робко вошли Яшка Поляков и Семка Судариков. Они часто откликались на наши дела. И сегодня чуть ли не первыми поддерживали нас. И дрались геройски, о чем говорили ссадины на лицах.
Семка, точно угадав наши мысли, сказал:
— По верхней улице рысака бросил. Должно, кудысь за управой подался.
— А мы к вам, — вставил Яшка, виновато ухмыляясь. — Помочь поскорейше закончить. И выручить, ежели коршуны опять слетятся…
Мы работали долго и упрямо. Гулко стучали топоры. Со звоном падали на пол высохшие доски. Я поглядывал на ребят и радовался. Они не дрогнули, а смело ринулись в атаку. Эта работа была продолжением атаки. И ничего, что на лицах у них были синяки. Раны, добытые в бою, — почетные раны. Я даже пожалел, что сам оказался невредимым. Миня больше оборонялся, чем нападал. Но зато ему-то уж досталось!
Внезапно к школе подкатил легкий тарантас, запряженный карим жеребцом. Из тарантаса выпрыгнул щеголеватый милиционер с ремнями крест-накрест. На ремнях висели шашка и наган.
— Моська Музюля! — хором вырвалось у нас.
Да, это был Максим Музюлев, а по-уличному — Моська Музюля. Наш же, знаменский, он заносился перед нами и придирался к мелочам. Я предложил ребятам ничем не раздражать милиционера.
— Иначе — труба!
Максим вошел в школу и, остановившись перед нами, крикнул:
— Именем начальника милиции пррриказываю! — Свирепо вращая глазами, он осмотрел нас. — А ну, кто тут главный нарушитель?
Я шагнул к нему и протянул руку.
— Здорово, Максим! С приездом!
Музюлев окинул меня грозным взглядом и, не приняв руки, отрывисто спросил:
— Фамилиё?
— Что ты, Максим? — удивился я. — Глаза заслепило?
Музюлев лязгнул клинком и завопил:
— Отвечать, как на допррросе! Не то я вррраз!
Я покорно назвал себя. С этим Моськой шутить опасно. А Максим ехидно сказал:
— Так и есть, Касаткин!.. — Он расстегнул кобуру и тут же застегнул ее. — По какому пррраву беззаконие?
— Это не беззаконие, — возразил я. — Это культпоход.
— Какой еще такой культпоход?
— Натуральный, — пояснил я. — Поход за культуру. Вот мы и начинаем его. Перестраиваем заброшенный дом в клуб. Потому что какой может быть культпоход без клуба.
Некоторое время Музюлев оторопело смотрел на меня, словно не решаясь, верить или нет.
— А почему в райцентре не слышно об этом культпоходе?