Однажды в селькрестком явилась Домка Землякова. Без приглашения опустившись на табурет у стола, она широко улыбнулась и подмигнула мне раскосым глазом.
— А я к тебе, председатель. Хлеб весь вышел. Последние крохи доедаем. Вызволи, председатель. Христом богом прошу.
С безотчетной тревогой я пододвинул к себе бумаги, боясь, как бы она не сцапала их.
— А самогонкой, что ж, уже не промышляешь? Это ж доходная статья.
Домка тяжело вздохнула и болезненно поморщилась.
— Лапонина-то посадили. Вот и статья лопнула. Как мыльный пузырь. Так что лишилась доходу.
— Кроме Лапонина, есть и другие винокуры.
— Других не знаю. Не связывалась. Только Лапониным кормилась. А теперь кормежка кончилась. Все, что заработала, истратила. Ни гроша, ни зернышка. Хочь клади зубы на полку.
По ней не видно было, что она нуждалась. Краснощекая, грудастая, она выглядела цветущей молодкой. И глаза настырно блестели. В крестком чуть ли не каждый день приходили бедняки. Больше всего это были вдовы. Прося помощи, они плакали, стонали. А эта не плакала, а улыбалась. И улыбалась так, будто пришла не хлеба просить, а в гости звать.
— Ну, так как же, председатель? Пудиков пять бы. И мукой, понятно. А то этот дьявол, Комаров-то, за помол уж больно дерет. Ну, вызволяй, председатель.
— Не могу, — сказал я, почему-то испытывая раздражение. — Не располагаю возможностью. Да и вряд ли ты нуждаешься.
— Ей-богу, нуждаюсь. Вот те крест. — И небрежно перекрестилась. — Нужда уже на плечах. Давить начинает. Ну, отпусти, председатель. Пудиков пяток. Двое ребятишек. Да и самой жрать надо. — И, воровато оглянувшись на дверь, подалась ко мне. — А я уж отблагодарю. Зайдешь как-нибудь, бутылочку разопьем. Самого крепкого достану.
Я чувствовал, как загораются мои уши. Хотелось надавать ей по щекам и выгнать вон. Ничего другого нахальная вдова не заслуживала. Но я сидел неподвижно, как пригвожденный к месту. И ничем не выражал негодования. Она была еще и кляузной, эта Землячиха. И несладко приходилось тому, кто попадал ей на язык.
— Ну, так как же, председатель? — спросила Домка. — Поладили?
— Нет, не поладили, — набрался решимости я. — Самогонка твоя не требуется. Угощай кого-либо другого. А я тебе неподкупный. Хлеба не дам. Ни за что не дам.
Домка обиженно поджала губы. А потом спросила:
— Что за причина, председатель?
— Я уже сказал, — пояснил я. — Не такая уж ты беднячка.
— Как это не такая? — возмутилась вдова. — Двое сирот. Мужа в гражданку потеряла. Ни кола, ни двора нет. Хата и та подпорок просит. Какую ж тебе еще беднячку?
— На самогонке небось немало наспекулировала? Сотнями, должно, загребала?
Домка полоснула меня злым взглядом:
— Ххха, сотнями! Какой ты провидец! Прямо в нутре все замечаешь…
— Ладно, — прервал я. — Кончим разговоры. Хлеба нет. Купишь в городе на базаре.
На круглом лице вдовы проступили коричневые пятна. А раскосые глаза совсем сузились и стали похожи на лезвие ножа.
— В город сам проваливай. А я в кресткоме получу. Не хуже других горемыка. Имею полное право. И требую.
Я не выдержал и, грохнув кулаком по столу, крикнул:
— А я не дам!
Домка вся выпрямилась и тоже бухнула кулаком по столу.
— Нет, дашь!
— Нет, не дам!
— Нет, дашь!
Усилием воли мне все же удалось удержать себя, и я, стараясь быть спокойным, сказал:
— Ну, вот что. Уходи отсюда. Сейчас же уходи. Иначе я не ручаюсь…
Домка смерила меня презрительным взглядом.
— Ах, так! — угрожающе прошипела она. — С тобой по-хорошему, а ты по-скотски? Ну что ж, как знаешь. А только пожалеешь.
— Это о чем же? — спросил я, почувствовав на спине холод.
— А все о том же, — усмехнулась вдова. — Распущу слушок. Молодчик-то этот, Хвиляка, за хлеб ласку потребовал. И не дал, как отказала…
От нее можно было ожидать что угодно. Но тут она превзошла все. Я долго смотрел на нее.
— И думаешь, тебе поверят?
— Еще как!
— Но это же брехня.
— И что ж что брехня? Кое-кто обрадуется ей. И раздует получше правды.
Вспомнились Дема и Миня Лапонины. Братья и впрямь с радостью подхватят клевету. И разнесут по всему свету. Они только и ждут случая, чтобы очернить противников.
— Да за такую выдумку я привлеку тебя к ответу.
— А ну, скажи, что сделаешь?