Выбрать главу

Евгения с сыном. Франц Винтергальтер. 1858 г.

А тем временем наша блондинка подросла и расцвела. Я бы сказал, что даже распустилась, причем во всех смыслах этого слова – ходят настойчивые слухи о том, что ее отношения с мужчинами регулярно заходят дальше, чем незамужней католичке подобает. На одном из приемов принцессы Матильды хозяйка отводит ей место рядом с Наполеоном, и все сразу увидели, что они явно заинтересовали друг друга. Для Наполеона это привычная ситуация – ну так еще одна аристократка, вперед! Но обычный для Евгении либерализм в отношениях полов быстро куда-то девается, и распустивший руки Наполеон просто получает по конечности веером, причем весьма чувствительно, да еще и вместе со словами «Меня нельзя заказывать, как десерт!». Шаг очень разумный – или сразу унесет ноги и не будет зря транжирить время, или втюхается по-настоящему. Мужчину ловят, как рыбу – если не сделать больно, крючком губу не проткнуть, ни по чем не удержишь. Чем дальше мужчину посылаешь, тем скорее он возвращается. Наполеон, задетый за живое, увеличивает интенсивность ухаживаний, а он уже президент, а потом и император – блондинки любят титулы и звания. Он еще ведет переговоры с принцессами королевской крови, но уже бурчит под нос так, чтоб другие услышали, что если эти ломаки будут продолжать кобениться, ему недолго найти себе женщину, которая ему подходит. Он пишет ей длинные письма, а ее ответы настолько блестящи и остроумны, что он приходит в полный восторг – еще бы, ведь их писал давний друг ее матери Проспер Мериме, а у него-то со слогом все в порядке!

И наконец-то, в январе 1853 года, он собирает в Тюильри всех высших чиновников, депутатов и министров, и зачитывает им по бумажке свое заявление. Текст его гласит, что он избрал достойную женщину, благородного происхождения, католического вероисповедания, он ее любит и ценит эту любовь выше династических предрассудков, так что прошу любить и жаловать – женюсь! Все чины неприятно шокированы, зло шутят о том, как легко потерять династические предрассудки, если тебе отказывают все принцессы подряд, а ехидный Адольф Тьер радуется за Наполеона, который обеспечил свое будущее – если его в ближайшее время и свергнут, он все равно останется испанским грандом. Наполеону плевать, он счастлив, а остальные пусть клевещут – 29 января гражданин Бонапарт и гражданка Монтихо заключают в Тюильри гражданский брак, а на следующий день их венчает в Нотр-Дам де Пари сам парижский архиепископ. Брак императора и простой графини по традициям дворов Европы почти всегда был морганатическим, но Наполеон явно не считает себя обычным монархом – брак с Евгенией дает ей все супружеские права и их сын будет наследником престола. Получит ли он престол – несколько иной вопрос…

Незамысловатое семейное счастье

Обычно влюбленный мужчина, добиваясь руки и сердца блондинки, находится в неком заблуждении, думая, что раз у нее такой необычный цвет волос, то и все остальное у нее такое же редкое и чудесное. Чаще всего эти ожидания не оправдываются, и гипертрофированные ожидания, как и положено, заканчиваются тяжелой фрустрацией. Не думаю, что Наполеон так уж беспокоился относительно вольного поведения своей блондинки в девичестве – чья бы корова мычала, не говоря уж о том, что блондинкам вообще положено быть темпераментными и любвеобильными. Ходящая в Париже эпиграмма на эту свадьбу «Не столь умна, сколь хороша Евгения, А девственна ль она, Наполеон Сегодня же узнает без сомнения, Обследовав инфанту с двух сторон» выражает явно плебейские вкусы, да еще и как-то невнятно (что такое «с двух сторон»? Сказали бы «с трех» – хоть было бы ясно, что имеется в виду…), и такой битый жизнью субъект, как наш принц-племянник, на явное наличие любовного опыта у супруги и внимания бы не обратил. Но залучить в свою супружескую постель страстную испанку, в любви подобную героям кастильских романсов, хотелось бы не только Наполеону, но и практически любому мужчине на его месте. Увы и ах – в брачную ночь Наполеон не только достиг того, к чему стремился, но и обнаружил, что особо стремиться было не к чему и его супруга в постели «не более сексуальна, чем кофейник».