Когда прошли первые дни радости и торжеств, власти и всяких чинов люди били челом государю, чтобы он «венчался своим царским венцом». Государь «не призрил их молений». Торжественное венчание совершилось 11 мая в Успенском соборе. Перед выходом в соборную церковь государь сел в Золотой (расписанной по золотому полю) палате на царском месте и соизволил пожаловать в боярский сан двух стольников: свойственника семьи Романовых князя Ивана Борисовича Черкасского и знаменитого воеводу Димитрия Михайловича Пожарского. Обоим им пожалование сказывал думный дьяк Сыдавный Васильев; у сказки при Черкасском стоял боярин Вас. Петр. Морозов, а при Пожарском думный дворянин Гаврило Пушкин. И Морозов и Пушкин били челом, что им в этой сказке по своему отечеству быть невместно. Но государь ради своего царского венца указал им «быть без мест». Затем при распределении регалий князь Димитрий Тимофеевич Трубецкой заспорил о том, что Ивану Никитичу Романову велено держать Мономахову шапку, а ему, Трубецкому, скипетр и что ему «невместно» быть менее Ивана. Государь сказал, что Иван Никитич ему по родству дядя, и тоже велел быть без мест. Были и другие случаи местничества; но также устранены приказом государя. Венчание происходило с обычными обрядами и церемониями. Его совершал Ефрем, митрополит Казанский и Свияжский. При сем боярин Иван Никитич Романов держал корону или шапку Мономахову, князь Дим. Тим. Трубецкой — скипетр, Дим. Мих. Пожарский яблоко или державу, а дьяк Сыдавный Васильев — блюдо. После венчания старейший боярин князь Ф.И. Мстиславский три раза осыпал государя золотыми: в Успенских дверях, потом в дверях при выходе из Архангельского собора и после выхода из Благовещенского собора на Золотой лестнице подле Грановитой палаты. В этой палате устроены были пиршественные столы для духовенства, бояр, окольничих и думных людей. На следующее число, 12 июля, государь праздновал день своего ангела, и в этот день он пожаловал Козьму Минина в думные дворяне.
Что касается до ограничительных в пользу бояр условий, о которых, как мы видели, была речь еще в переписке Филарета Никитича с Ф.И. Шереметевым, то имеем ряд свидетельств о том, что Михаил Федорович перед своей коронацией утвердил запись, предложенную ему боярами в этом смысле. Но в каком виде существовала эта запись, наши источники не дают точного ответа на такой вопрос. По всем признакам, это была запись собственно боярская, которой осталась чужда Великая Земская дума; ибо в дошедшей до нас избирательной грамоте, подписанной членами этой Думы, о таковой записи нет и помину.
ОБЩИЙ ВЗГЛЯД НА СМУТНОЕ ВРЕМЯ
Бурная эпоха русской исторической жизни, известная под именем Смутного времени, представляет в высшей степени важный, любопытный и поучительный предмет для наблюдений и выводов.
Главною причиною, вызвавшею этот мучительный перелом, или исходным его событием является прекращение древнего царствующего дома Владимира Великого, прекращение, подготовленное тиранством Ивана Грозного, не пощадившего и собственного потомства. В сущности, Иван Грозный и был непосредственным виновником Смутного времени, приготовив для него почву, с одной стороны, сыноубийством, а с другой, вообще своим необузданным деспотизмом. Если бы прекращение Владимирова дома произошло несомненным и для всех очевидным образом, тогда оно не могло бы иметь такого значения, какое получило в данном случае. Но оно осложнилось безвременною гибелью единственного отпрыска царствующей фамилии, т. е. Димитрия Углицкого. Его внезапная и, по всем историческим данным, насильственная смерть была окружена такими обстоятельствами, которые придали ей характер таинственности и сделали ее предметом разнообразных слухов и толков в народе, толков весьма неблагоприятных для лица, занявшего московский престол, т. е. для Бориса Годунова. А сей последний оказался не на высоте своего положения. С одной стороны, он не только не сумел примирить с своим возвышением притязательное московское боярство, но и прямо восстановил против себя значительную и наиболее влиятельную его часть. С другой стороны, против него настроены были и низшие слои народа: среди сельского населения происходило сильное брожение, вызванное мерами закрепощения, переселениями на юго-восточные окраины и разорением северо-западных областей, служивших театром неудачных войн за Ливонию при Иване Грозном. Наиболее беспокойные и отважные люди из крестьян и холопов уходили в вольное донское и волжское казачество, которое именно в это время сделалось многочисленным и сильным; а при своем враждебном отношении к государственным порядкам оно проставляло готовую вооруженную силу для всякого отчаянного предприятия. Не одни крестьяне и холопы становились в ряды казачества; к ним приставали и многие из обеднявших посадских, особенно из приволжских городов. Даже и состоятельные люди городского сословия, напр., класс гостей, были недовольны Борисом Годуновым за его пристрастие к иноземным торговцам и те привилегии, которыми он их наделял.
Все эти обстоятельства хорошо были известны в Западной Руси и Польше, и там постарались ими воспользоваться, чтобы без труда расширить пределы Речи Посполитой на востоке, включив в них Смоленщину и Северщину, которые издавна составляли спорные земли между Москвой и Литвой. Современные заправилы Речи Посполитой, кажется, простирали свои виды еще на Новгород и Псков, а в случае легкого успеха могли рассчитывать и на большее. Чтобы низвергнуть Годунова и произвести смуту в Московской Руси, наилучшим средством к тому являлось самозванство — способ уже испытанный поляками в отношении их соседей. Внезапная и довольно таинственная кончина маленького Димитрия представляла для того весьма удобный повод.
Главным деятелем в этой гнусной польской интриге, по-видимому, был литовский канцлер Лев Сапега, который нашел себе усердных сообщников в лице Мнишков, преследовавших свои личные цели, и связанных с ними родством Вишневецких. Самозванец, которого они выставили, при всем своем загадочном происхождении, представляет яркий тип ополяченного западнорусского шляхтича. По всем признакам, Лев Сапега с самого начала действовал с ведома и согласия Сигизмунда III. По некоторым данным можно думать, что тот же Сапега во время своего продолжительного пребывания в Москве в качестве посла успел завязать какие-то тайные сношения с тою боярскою партией, во главе которой стояла семья Романовых; в тех же сношениях был замешан чудовской монах Григорий Отрепьев. Отсюда произошло их преследование со стороны Годунова. Римская курия и Иезуитский орден были привлечены уже к готовой польской интриге; а не были ее зачинщиками; они приняли участие в надежде распространить церковную унию из Западной России и на Восточную.