Теодора. Как это?
Дон Хулиан. Увидишь.
(Смотрит в глубину сцены.)
А вот и он!
Теодора. Тогда тише!
(Входит Эрнесто.)
Дон Хулиан. Добро пожаловать!
Эрнесто. Дон Хулиан... Теодора...
(Кланяется как-то рассеянно, садится к столу и задумывается.)
Дон Хулиан. Что с тобой?
(Подходит к нему.)
Эрнесто. Ничего.
Дон Хулиан. Я вижу, ты взволнован.
Эрнесто. Ничуть не бывало.
Дон Хулиан. У тебя неприятности?
Эрнесто. Никаких.
Дон Хулиан. Может, я докучаю тебе своими расспросами?
Эрнесто. Вы? (Встает и порывисто оборачивается к нему.) Нет. Дружба дает вам все права. Вы читаете у меня в душе. Правда, я озабочен, но я вам все расскажу. Простите, дон Хулиан.
(К Теодоре.)
И вы, сеньора! Я неблагодарный мальчишка. В сущности, я не заслуживаю ни вашей доброты, ни ласки. С таким отцом и такой сестрой я должен бы чувствовать себя счастливым и не думать о завтрашнем дне, а между тем... Вы понимаете, что я в ложном положении? Я здесь живу из милости!
Теодора. Эти слова...
Эрнесто. Теодора!
Теодора. Нас обижают.
Эрнесто. Но это так.
Дон Хулиан. А я говорю, нет. Если в доме кто живет из милости, так это не ты, а я.
Эрнесто. Я знаю историю двух верных друзей. Моему отцу его благородный поступок делает честь, но я запятнал бы ее, если бы принял то, что он отдал. Я молод, дон Хулиан, и должен сам зарабатывать себе на хлеб. Разве это гордость или безумие? Не знаю. Но я помню, как отец мне говаривал: «Что сам можешь сделать, того не поручай никому, что сам можешь заработать, того ни у кого не бери».
Дон Хулиан. Значит, мои заботы тебя унижают? И друзей ты считаешь несносными кредиторами?
Теодора. Вас сбивает с толку голос рассудка. Но поверьте, в этих делах лучший советчик — сердце.
Дон Хулиан. Мой отец не был так высокомерен с твоим, как ты со мной.
Теодора. В те времена дружба была иная.
Эрнесто. Теодора!
Теодора (указывая на мужа). Его можно понять!
Эрнесто. Я неблагодарный!
(С глубоким волнением.)
Простите меня, дон Хулиан.
Дон Хулиан (обращаясь к Теодоре). Что за сумбур у него в голове?
Теодора (к дону Хулиану). Он совсем запутался.
Дон Хулиан. Это верно. И мудрец может утонуть в луже воды.
Эрнесто (печально). Я не знаю жизни и не нашел еще своего пути. Но я его угадываю... и трепещу. Да, я могу утонуть в луже, даже скорее, чем в море. Ведь с морскими волнами можно бороться, а как одолеть стоячую затхлую воду? Если мне суждено потерпеть поражение, то мое единственное желание, единственная мечта — не знать унижения. Пусть в последнюю минуту я увижу перед собой морскую бездну, и пусть она поглотит меня, пусть я увижу шпагу, которая меня пронзит, скалу, которая меня раздавит. Я хотел бы встать лицом к лицу с противником и умереть, презирая его. Все что угодно, но лишь бы не дышать ядом, разлитым в воздухе!
Дон Хулиан (Теодоре). Говорю тебе: он с ума сошел!
Теодора. О чем вы, Эрнесто?
Дон Хулиан. Какое отношение это имеет к нашему разговору?
Эрнесто. Я знаю, что думают люди, глядя, как я живу у вас без хлопот и забот. Когда я утром проезжаю по улицам с вами, с Теодорой или с Мерседес, когда я сижу в театре рядом с вами, езжу на охоту в ваше имение, ежедневно обедаю за вашим столом, всякий так или иначе задает себе вопрос: кто он? Родственник? Нет. Секретарь? Нет. Компаньон? Пожалуй, но в худшем смысле слова. Вот о чем перешептываются люди.
Дон Хулиан. Нет, не может быть!
Эрнесто. Это так!
Дон Хулиан. Назови хоть одно имя.
Эрнесто. Но...
Дон Хулиан. Хоть одно!
Эрнесто. Хорошо, не надо далеко ходить...
Дон Хулиан. Говори яснее.
Эрнесто. Дон Северо.
Дон Хулиан. Мой брат?
Эрнесто. Да, ваш брат. И донья Мерседес, его благородная супруга. Угодно еще?
Пепито. Так что вы скажете теперь?
Дон Хулиан (гневно). Скажу, что брат мой не прав, что жена его болтлива, а о сыне их и говорить не стоит.
Эрнесто. Они повторяют, что слышали.
Дон Хулиан. Порядочные люди не считаются с мнением толпы. Чем яростнее сплетни, тем сильнее надо их презирать.
Эрнесто. Так чувствует благородный человек. Но я таю, что слова, сказанные с умыслом или без умысла, сначала принимают за ложь, а потом могут принять за правду. Обнаруживают ли пересуды скрытое зло или дают ему начало? Кладут позорное клеймо на виноватого или толкают невинного на проступок? Уста сплетника коварны или строги? А сам он — соучастник или судья? Палач или искуситель? И осуждает он ради справедливости или ради собственного удовольствия? Не знаю, дон Хулиан. Но время и обстоятельства покажут.