Около Манзан далай, что трудно
оком охватить, на побережье,
сделав это море водопоем,
проживал Гэсэр, в долине Морэн
И долина Найжан для Гэсэра
пастбищем его скоту служила,
возродившийся для новой жизни
А Хатан, цветущая долина,
для могучего Абай Гэсэра
обиталищем его служила:
там он три дворца построил женам,
там он сам свое ордо[119] поставил.
Здесь был мир людей, куда спустился
с неба наш Абай Гэсэр великий,
чтобы что назначено — исполнить,
что Судьбой предсказано — изведать.
Но пока он жил и наслаждался
миром, что ему как дар достался.
17. Гэсэр и Орголи Саган
Сколько лет минуло? — неизвестно;
сколько месяцев? — не подсчитали.
Но Гэсэру как-то захотелось
заглянуть в святую Книгу Судеб.
Он открыл ее и с удивленьем
прочитал: “Абай Гэсэр сплетался,
чтобы зло наказывать земное,
чтобы побеждать врагов зловредных.
Но до старости ума, как видно,
вряд ли наберется этот батор:
сам кипит, а все навару нету.
Позабыл он, для чего спускался:
радостями жизни так увлекся,
что беды не слышит и не видит.
А ведь в это время появился
близ трех гор Сумэр Хозяин леса
Орголи Саган[120] — на расстоянье
в сорок верст затягивает в глотку
все, что попадется, и грозится:
“Когда поднаберусь я силы,
тогда-то на людей наброшусь —
в округе верст на девяносто
всё я пожру, всех проглочу я.
Особенно Абай Гэсэра
и воинство его хочу я
сожрать, пока не оперились
и на меня не напустились!”
И покуда Орголи Сагану
сил еще не удалось набраться,
надо выйти на него войной,
а не то все кончится бедой”.
Положив на место Книгу Судеб,
подскочил Гэсэр, засуетился.
И Алма Мэргэн его спросила:
“Что ты, муж мой, как стрела взметнулся?”
Женщине Абай Гэсэр ответил:
“Гору выше всех окрестных гор
не обходит никакой туман,
так же не минует и меня
близкая кровавая война.
В сторону трех гор Сумэр пора
выводить мне воинство свое.
Там, где Орголи Саган живет,
все живое он крушит и жрет —
надо собираться мне в поход:
там меня сраженье нынче ждет!”
Тридцать три воителя собравши,
тридцати трем баторам могучим
объявил Гэсэр свое решенье:
“То, что порвалось, вы подшивайте,
то, что поломалось, вы чините, —
утром, с красно-красным ранним солнцем,
выйдем мы в поход: готовьтесь к бою!”
И отец его Саргал, услышав
слово сына, начал собираться.
И Хара Сотой с душою темной
тоже стал готовиться к сраженью.
Утром, еще солнце не вставало,
а уж все они пришли к Гэсэру.
Им Алма Мэргэн столы накрыла:
золотой — с отменным жирным мясом
и серебряный — с архи вкуснейшей.
Все расселись и, наевшись вволю,
поклонились дружно ликам ханов,
что висели на дворцовых стенах,
также и бурханам честь отдали,
что стояли но углам жилища.
Каждый батор взял свое оружье,
каждый взял кони у коновязи —
и но ходу солнца в путь пустилось
войско достославное Гэсэра.
Баторов, как в мирный день, бывало,
тьма народа шумно провожала —
полстепи за ними пробежала.
Хоть сложны, опасны переправы,
путники перебредают реку;
хоть долга, извилиста дорога,
путники ее одолевают, —
к трем горам Сумэр приходит войско.
К южной из трех гор подходят, видят:
там ни трав зеленых, ни деревьев —
пусто, будто выжжена округа.
К западной горе пришли, и то же:
пустота у западных предгорий.
К северной горе подходит, то же:
не видать ни травки, ни кусточка.
А к восточной подошли и видят:
около горы лежит ужасный
Орголи Саган, Хозяин леса.
Пасть открыл он — крайние деревья
друг за другом в глотку потянулись;
прыгнул вверх с разинутою пастью —
вся тайга глубинная, вздымаясь,
в глотку начала перемещаться.
Вот с чего у трех Сумер нс стало
ни кусточка, ни травники малой.
Наблюдая Орголи Сагана,
на него смотря из-под ладони,
баторы дивились: будто солнце
поднималось да и гасло тут же,
будто бы луна по тьме всходила
да и тут же в темпом небе гасла, —
так их заслонял Хозяин леса.
Орголи Саган, тайгу глотая,
поднял смерчи мощные такие,
что под ветром баторы Гэсэра,
чтобы не упасть, втыкали в землю
копья и за древки их держались —
и вкруг них, как тряпки, обвивались.
вернуться
120
Орголи Саган — о нем см. главу 5. Личные песни (и монологи) Орголи Сагана, одного из земных превращений злого небожителя Алай Улана, даны нами в том же стихотворном размере, что и песни самого Алай Улана (см. выше) и всех его превращений, олицетворенных в виде духов (см. далее).