Докатился тот туман зловредный
до земли Алма Мэргэн, где утро
и туман нашли Абай Гэсэра
на крыльце дворца его супруги.
Вредоносная струя тумана
в правую ноздрю Абай Гэсэра
затекла — и стал герой наш кашлять,
стал болеть и на глазах меняться.
И тогда достал он Книгу Судеб,
стал листать — и вот что прочитал он:
“Если Яргалан, свою супругу,
не пошлет Гэсэр без промедленья
к Абарга Сэсэну мангадхаю,
то от гибели спастись не сможет…”
О прочитанном Гэсэром тут же
трое посторонних разузнали,
а от них все семьдесят узнали —
начались волнения в округе.
Но Гэсэр скорей решил погибнуть,
чем себя поступком обесславить —
Яргалан в позорный плен отправить.
22. Выбор Яргалан
“Если мучается так,
если может умереть,
если должен умереть
мой супруг Абай Гэсэр,
Небом данный, с малых лет
мой единственный навек,
то куда бы я ни шла,
буду я всегда ходить
лишь по солнечной земле[129],
по нетронутой траве!” —
так сказала Яргалан, узнавши,
что Гэсэр попал в беду большую.
И, решив отправиться в дорогу
к Абарга Сэсэну мангадхаю,
быстро собралась она и вышла
на крыльцо и видит: перед домом
подданные собрались проститься.
Стар и мал пришли проститься с нею:
при поддержке костылей — хромой,
с помощью поводырей — слепой.
“Подданные и друзья,
подберите, что даю,
каждый спрячьте у себя
и держите при себе —
но кораллу от меня!” —
Яргалан, сказавши эго людям,
снявши дорогое ожерелье,
нитку порвала — и разбросала
красные кораллы, и все люди
наклонились, бусины сбирая
и подальше в глубь одежды пряча.
Яргалан тогда лисицей желтой,
тридцатисаженною но росту,
обернулась — ив мгновенье ока
от дворца и своего народа
оказалась за три долгих взора,
зная, что вернется, но не скоро.
Дальше побрела лисица шагом,
даже останавливаться стала:
так ей не хотелось приближаться
к цели, предназначенной судьбою.
Вспомнила она, что подарила
бабушка Манзан Гурмэ на свадьбу
ей из серебра и перламутра
талисман, припрятанный на шее.
Яргалан и это украшенье
сорвала и так ему велела:
“До Хатан цветущей ты
доберись и проберись
в те тринадцать сундуков,
где приданое храню, —
там на время затаись!”
Полетел тот талисман по небу —
повеленье поспешил исполнить.
После этого, не замечая
ни усталости в пути, ни зноя,
ни мороза, Яргалан пустилась
дальше, ветер при ходьбе глотая,
голод с жаждою перемогая.
От родного края отдаляясь,
от земли родной к чужой стремилась
Яргалан — и вот она вступила
в край, где холод, неуют и сумрак.
Оглянувшись на родные земли,
Яргалан еще раз посмотрела
на Хаган — долина ей предстала
вдалеке извилиной речною,
скот и табуны ее казались
мелкой сыпью на степном раздолье,
а обычный шум работ и жизни
еле слышным гулом доносился.
Поглядев туда, куда шагала,
Яргалан на северо-востоке
берега Шара далай, а рядом
с морем и жилище мангадхая
разглядела; возле желтоводья
дом стоял, как черная громада.
И у Яргалан в груди стесненной
сердце серо-пестрое[130] забилось —
начало стучать и волноваться,
ребра от волненья задрожали —
начали саднить и выгибаться.
С правого прекраснейшего глаза
Яргалан слезу рукой смахнула —
как Байкал, слеза та оказалась,
с левого красивейшего глаза
Яргалан слезу тайком смахнула —
пролилась она, как будто Лена.
Волчьи думы затаив, а сердце
каменным[131] и беспощадным сделан,
Яргалан к жилищу мангадхая
двинулась, Гэсэра вспоминая.
вернуться
129
По солнечной земле — образное выражение.