и на тропку торную поставил.
И пошла она с горы в ущелье,
и сошла с крутого перевала,
и нашла искомое — владенья
Абарга Сэсэна мангадхая.
Голенастый батор был, конечно,
Абарга Сэсэном и навстречу
Яргалан он выезжал, чтоб точно
знать се намеренья и цели[134].
И теперь, уже в своем обличье,
сел он на коня, что был особой —
ярко-белой серебристой масти,
и поехал рысью, чтобы встретить
Яргалан на спуске с перевала.
Поздоровался он с ней по-хански,
поприветствовался по-хатански
и сказал: “По своему желанью
ты пришла — характер показала,
с чистым сердцем, с искреннею думой
ты пришла — приотворила душу!” —
с этими учтивыми словами
Абарга Сэсэн ее под руку
взял и проводил к себе в жилище.
Яргалан прошла за ним покорно,
но была с ним ласкова притворно.
24. Выздоровление Гэсэра
После бегства Яргалан от мужа,
после всяких бед к Абай Гэсэру
постепенно силы возвращались:
поправляться начал он и прежний
принял вид осанистый и грозный.
“Кто мужчиной быть на свет рожден,
тот добычею военной горд;
та, кто женщиною рождена,
обходиться нажитым должна!” —
так сказал Абай Гэсэр и слугам
приказал коня седлать гнедого.
Он перед дорогою в жилище
стол свой золотой уставил шумно
дичью и отменным жирным мясом,
стол серебряный уставил звонко
разными напитками хмельными.
Он напился и наелся вволю,
в ратные доспехи облачился
и, вооружившись как для боя,
поклонился светлым ликам ханов,
что висели на дворцовых стенах,
также честь отдал он и бурханам,
что стояли по углам жилища.
Отвязав коня от коновязи,
сел и поскакал, назад не глядя,
в край, где обретался младший дядя.
Вот приехал он к Хара Сотому,
вот заехал на подворье, крикнув:
“Дома ли ты, дядя, отзовись-ка!”
Но Хара Сотой перепугался
и со страху спрятался под полку
с медною хозяйственной посудой.
А жена Хара Сотона гостю,
грозно вызывающему дядю,
прошептала: “Он в Долину Полки[135]
удалился — там и схоронился”.
Выбрался трусишка из-под полки
под кровать заполз, тряпьем накрылся.
А жена его пробормотала:
“Он Долиною Кровати нынче
проезжает — там, наверно, скрылся”.
Выскочил хитрец из-под кровати,
дал шлепка жене и перебрался
в кожаный мешок и затаился.
А жена его с лежанки встала,
завязала тот мешок потуже
и сказала: “Он переселился —
и Долиною Мешка кочует,
там надолго он обосновался!”
И Гэсэр, конечно, догадался,
где негодный дядя укрывался.
Привязал коня Гэсэр неспешно,
приоткрывши дверь, вошел в жилище —
еле уместился в тесных стенах.
Кожаный мешок, в углу стоящий,
выволок и на него уселся, —
под таким неодолимым грузом
сердце из груди Хара Сотона
чуть ли не ко рту переместилось.
А Гэсэр с женою дяди стали
разговор вести о том, об этом:
бывшее неспешно поминали,
о далеком будущем мечтали.
Наконец, Гэсэр о дяде вспомнил:
“То, что здесь хозяйка насушила,
то, что здесь навялила, однако,
размягчилось…” — и, рванув из ножен
свои булатный нож, по рукоятку
в толстый бок вонзил Хара Сотону:
до костей достал и до желудка.
Дядя, скорчившись в мешке, от боли
завопил, как будто убивают.
Развязав мешок, Хара Сотона
стонущего выпустив на волю,
сам Гэсэр невинно удивлялся:
“Дядя, ты зачем туда забрался?”
А когда наохался бедняга
и когда наплакался, то дяде
так сказал Гэсэр: “Со мной поедешь:
нынче Яргалан в беду попала —
надо выручать ее из плена!”
И Хара Сотой седлать помчался
своего коня в поход неблизкий.
“Одевайся и вооружайся!” —.
приказал Гэсэр, и тот с испугу
снарядился для поездки дальней.
Выехали, к северо-востоку
путь свой устремили, и в дороге
их застали сумерки в долине.
Им попался старый труп сороки —
и Гэсэр его своим уменьем
сделал свежей тушею изюбря
и на дядиной тропе оставил.
“Я добыл изюбря!” — вскоре дядя
прокричал племяннику, ликуя.
“Поделись!” — ему Гэсэр ответил.
Дядя завопил: “Еще ты молод,
чтоб с тобою старики делились!"
Промолчал Гэсэр и усмехнулся,
и нарочно с дядей разминулся.
Сам себе он добыл двух оленей,
сам себе он разложил костерчик
и поджарил мясо, и наелся —
и всю ночь проспал Гэсэр спокойно.
вернуться
В интересах читателя здесь действия Абарга Сэсэна мангадхая даются расширенно, подробнее, чем у сказителя.
вернуться
В Долниу Полки и далее: в Долину Кровати, в Долину Мешка… — (по аналогии с Долиной Седла и т. д. — см. выше) игра слов, ироническое иносказание; здесь жена Хара Сотона намекает Гэсэру, где именно в жилище прячется ее муж.