Тут Хара Сотой пошевелился,
тут закрыл открытый глаз, но руку
правую согнул — лежит, не дышит.
“Худо помер дядя, очень худо.
Если у покойника бывает
согнута рука, то станет плохо
родственникам и его потомкам.
Надо жилы на руке подрезать…" —
так сказал Абай Гзсэр и дяде
вознамерился ножом булатным
перерезать согнутую руку.
Тут Хара Сотон зашевелился,
обе руки выпрямил, a ногу
правую согнул — и вновь не дышит.
“Надо жилки на ноге подрезать,
чтоб родню избавить от несчастий!" —
так сказал Гэсэр, и хитрый дядя
выпрямился и лежал как мертвый.
“Наконец-то умер он как должно:
не плохою, а хорошей смертью!" —
так сказав, Гэсэр без промедленья
стал готовить все для погребенья.
Он поймал коня Хара Сотона,
он повез на старой волокуше
онемевшего в притворстве дядю
хоронить подальше от живущих.
В дальнюю тайгу доставил дядю,
на высокий холм завез и тело
на помост вознес, потом дровами
обложил и вздул огонь и пламя
погребального костра взметнулось
мощным красно-языкастым всплеском
с клубом дыма, с искрами и треском.
Жарко стало на холме высоком,
жарче сделалось Хара Сотону.
Стал поджариваться он и с криком:
“Ой-ёй-ёй!" — вдруг соскочил с помоста
и от пламени спастись пытался.
“Ежели покойник оживает,
то его родне придется плохо!” —
так сказал Гэсэр и бросил дядю
снова в разгоревшееся пламя.
“Ой-ой-ой!”— вновь завопил покойник
и скатился с жаркого помоста.
“Ежели покойник не сгорает,
то его родне грозят несчастья!” —
так сказал Абай Гэсэр и снова,
не взирая на мольбы и стоны,
в третий раз карая неуклонно,
зашвырнул в костер Хара Сотона.
Опаленный, чуть ли не сожженный,
обожженный, чуть ли не сгоревший,
обезумевший от боли дядя
выполз из огня, но был отловлен
и поник в руках Абай Гэсэра.
И, как перед смертью, он взмолился:
“Больше никогда не причиню я
бед и зла ни ближним и ни дальним!”
Пожалел Гэсэр Хара Сотона:
“Ну, уж если вправду ты не станешь,
если впрямь вредить не будешь больше,
то придется отпустить на волю!”
Так сказав, Гэсэр его оставил
и от муки огненной[155] избавил,
и домой ожившего отправил.
35. Поездка к шараблинским ханам
После битвы с Абарга Сэсэном
погнала стада домой, а также
повезла всю прочую добычу
Яргалан и вскоре очутилась
на верховьях собственной долины.
Повстречал Абай Гэсэр супругу,
но, встречая, о другой подумал:
“Не пристало взрослому мужчине
хвастаться военною добычей;
не годится женщине прекрасной
пребывать во вражеской неволе!” —
и готовиться к поездке начал,
чтоб освободить Урмай Гоохон.
Сам он в старика преобразился,
а кони горбатым жеребенком
сделал, подложил потник дерюжный,
оседлал седлом его потертым,
обрядился в драные одежды,
кособокий лук, худые стрелы
приторочил — и по-стариковски
зарысил неспешно, топ да топ,
на восток, по тропам и без троп.
В это время ханы не дремали —
в это время, ожидая мести
и ответного набега, стали
возводить заслоны и преграды:
дне горы поставили заслоном,
дне стены поставили преградой.
На пути Гэсэр кони гнедого,
обратив и кремень, и карман запрятал,
сам он в странника преобразился
и пошел пешком, копьем копая
сарану[156] и кое-как питаясь.
Так добрался он до гор, что прежде
ханы шараблинские воздвигли.
Он проткнул им становые жилы —
и осыпались, опали горы,
людям дав проход и караванам.
Так пришел он к шараблинским ханам
в неприглядном виде и незваным.
За водой служанки проходили,
заболтались и перешагнули
через старика, что спал у речки.
А одна из них посторонилась,
обошла лежащего, — вот с ней-то
этот странник и разговорился:
“Для чего воды вам столько надо?”
Девушка ответила: “Мы взяли
в плен и привели жену Гэсэра.
Выдав замуж за Саган Гэрэла,
думали, что с ним Урмай Гоохон
станет мирно жить, но полонянка
невзлюбила мужа, отказалась
от него. Теперь в амбар холодный
бросили ее, чтоб поостыла.
Вот и носим мы для умыванья
воду ей по желобку пускаем:
красоту беречь ей помогаем”.
вернуться
155
Мука огненная — здесь действия Гэсэра (троекратное окунанье в костер) скорее походят на древний обряд очищения огнем.
вернуться
156
Сарана — сиб. лилия-саранка, многолетнее растение, корни которого съедобны, мука из них годится для приготовления лепешек.