Сивый конь крылатый взнес Гэсэра
синими дорогами на небо,
и пришел Абай Гэсэр к великой
матери бесчисленных бурханов —
к бабушке Манзан Гурмэ, что внука
долго не видала и скучала.
Привязав коня у коновязи,
он вошел в небесное жилище
бабушки Манзан Гурмэ и чинно
поздоровался с ней по-хатански,
поприветствовался с ней по-хански.
И Манзан Гурмэ накрыла внуку
стол из золота, его уставив
кушаньями вкусными мясными,
стол из серебра она накрыла,
сахарными яствами уставив
и архи бодрящую поставив.
Справа от себя она Гэсэра
на почетном месте посадила.
И начался разговор душевный:
все, что было раньше, вспоминали,
все, что было позже, обсуждали, —
так светло и складно говорили,
что вода подергивалась пенкой,
а на камне травка вырастала.
Их беседа силу набирала.
Выпили они арзы с хорзою,
выпив, раскраснелись, подобрели,
и Абай Гэсэр тогда признался:
“От китайского Гумэн Сэсэна
много я недоброго изведал:
трижды надо мной он насмеялся,
трижды поносил меня прилюдно,
а еще велел он мне очистить
грязных восемнадцать подземелий.
Как мне укротить его, не знаешь?"
И Манзан Гурмэ сказала внуку:
“Если ты со мной, то не печалься,
средство для очистки подземелий
я уж как-нибудь найду для внука!"
И тогда Гэсэр из дома вышел,
и достал из сумки переметной
семь пиал фарфоровых, и все их
преподнес Манзан Гурмэ в подарок.
Пиалы фарфоровые эти
наполнял Гэсэр хмельною влагой:
то архн, а то арзой с хорзою, —
и поил Манзан Гурмэ, покуда
бабушка вконец не опьянела.
А когда она упала на бок
и уснула, то Гэсэр похитил
из карманов бабушки отмычки
от заветных сундуков, где были
спрятаны пятнадцать заповедных
недоступных смертному сокровищ[217].
Взял Гэсэр сокровища и с неба
в Средний замби с ними поспешил,
где обидчику воздать решил
по заслугам, что он заслужил.
Как Манзан Гурмэ от сна очнулась,
так она к отмычкам потянулась —
не нашла в карманах, но, увидев,
что ее все сундуки раскрыты,
а сокровища из них исчезли,
воспылала справедливым гневом.
“Ах, негодник! Если попросил бы,
то сама бы отдала, так нет же:
подпоил — и выкрал! Вот негодник!
Вместо тех пятнадцати сокровищ
что подсунул?.. Вот твоя посуда!” —
и Манзан Гурмэ вослед Гэсэру
семь пиал фарфоровых швырнула.
Но Абай Гэсэр волшебной силой
их полет остановил навеки,
пиалам велев: “И напершие неба
станьте негасимым семизвездием!”[218] —
и они там до сих пор сверкают.
Бабушка Манзан Гурмэ взъярилась
и в сердцах произнесла заклятье:
“Если ты сокровища без спроса
взял, то будь отныне сам затычкой
для дыры в подземный мир Эрлэка[219]!” —
и Гэсэра потащило ветром
на восток, ко входу в Нижний замби.
Бабушка Манзан Гурмэ, подумав,
что с лихвою наказала внука,
поискала средство, чем бы можно
облегчить его земную участь, —
средства не найдя, засовестилась.
И тогда Манзан Гурмэ, стеная,
из грудей, забывших материнство,
нацедила молока — и щедро
окропила путь Абай Гэсэра.
Молоко, разбрызгиваясь в высях,
стало швом небесным[220], что и нынче
небеса крепит своим сияньем.
Капли молока вокруг Гэсэра
закружились светлой пеленою,
стали панцырем, — и в Средний замби
тот вернулся, от всех бед спасен
и от всех несчастий защищен.
Появившись вскоре в Среднем замби,
поспешил Гэсэр к Гумэн Сэсэну
и увидел: тот лежит, обнявши
мертвую жену Гумэн Гоохон, —
спит глубоко на исходе срока.
Женщину Гэсэр отнес на место,
где покойникам лежать пристало.
Подданным Гэсэр велел в округе
отыскать беременную суку
и, убив, под бок Гумэн Сэсэну
подложить взамен жены умершей,
задом к носу спящею присунув.
И приказ, чтобы стоящий — стоя
сострадал бы, а сидящий — сидя,
отменил Гэсэр на радость людям.
А Гумэн Сэсэн от сна очнулся,
но, как видно, не к добру проснулся.
вернуться
217
Пятнадцать… заповедных сокровищ — У сказителя не говорится, что это были за сокровища, и как далее Гэсэр ими распорядился.