Вскоре охотники оказались в лесу, на охотничьей тропе. То был смешанный лес, дубы и березы — уходящие ввысь стволы, нависающие над головой ветви, шепот листьев, тенистые поляны и прогалины, куда солнечный свет пробивался золотыми искрами и пятнышками. В царившей здесь тишине даже птичье пение казалось далеким и приглушенным. Теплый воздух был тем не менее прохладен и полон запахов, не имевших ничего общего с запахами конюшни и коровника.
Гончие взяли след.
За несколько часов охотники добыли оленя, волка и выводок барсуков. Кабанихе удалось скрыться, но это не испортило им настроения. Добравшись до озера, они вспугнули стаю лебедей, пустили стрелы и трех подстрелили. Пожалуй, настало время возвращаться.
На берег в сотне ярдов от них вышел еще один олень. Лучи послеполуденного солнца золотили его белую шкуру в тех местах, где на нее не падали голубоватые пятнышки тени. Животное было крупное, чуть меньше лося, а дерево огромных рогов тянулось к небу.
— Святые угодники! — воскликнул Михайло, вскакивая. Рядом с оленем свистнуло две стрелы, но он оставался на месте до тех пор, пока охотники вновь не вскочили в седла, и лишь потом помчался прочь. Но не в густые заросли, сквозь которые не пробиться лошадям. Олень бежал по тропе, мелькая белым пятном в полумраке чащобы. Погоня оказалась тщетной. Животное мотало преследователей по всему лесу, а когда лошади выдохлись, а измученные собаки высунули языки, вернулось на берег озера.
В вечерних сумерках его тело светилось на фоне темных стволов. Солнце почти закатилось, оставив лишь желтый мазок на голубизне западного небосклона. Восток превратился в быстро густеющий пурпур, на котором уже замерцала ранняя звезда. В лощинах лежал туман. Над головами носились летучие мыши. Похолодало. Лес окутала тишина.
И, словно клочок тумана, увенчанное короной рогов животное замерцало и исчезло.
Михайло процедил сквозь зубы проклятие. Лука непрерывно крестился, слуги тоже. Оба крестьянина спешились, опустились на колени, сорвали с себя шапки и громко молились.
— Нас околдовали, — пробормотал Сиско, старший из крестьян. — Но кто? И зачем?
— Во имя Господа, уйдем отсюда! — взмолился его друг Дража.
— Нет, стойте! — набрался мужества Михайло. — Лошадям надо отдохнуть, иначе мы загоним их насмерть. И вы это знаете.
— Ты что, хочешь торчать здесь всю ночь? — произнес, запинаясь, Лука.
— Нет, только час-другой, пока не взойдет луна. Она осветит нам дорогу.
Слуга Михайло обвел взглядом ртутно поблескивающую гладь озера, зубчатую стену зарослей на дальнем берегу и умоляюще произнес:
— Господин, здесь не место для христиан. Тут бродят древние языческие бесы. Ведь мы гнались не за оленем, а за ветром, и теперь он исчез, словно ветер. Почему?
— И ты еще называешь себя горожанином? — усмехнулся Михайло. — Нас глаза подвели, вот и все. Чему тут дивиться, коли мы так устали? — Он вгляделся в лица своих спутников. — Для христианина любое место на свете годится, если в душе есть вера. Слезайте, призовем наших святых. Как тогда демоны смогут нам навредить?
Слегка прибодренные, остальные спешились, вместе помолились, расседлали лошадей и принялись вытирать их попонами. Над их головами зажигались все новые звезды.
Смех Михайло разорвал ночную тишину:
— Видите? Нам нечего бояться.
— Верно, нечего, — пропел за его спиной девичий голос. — Это и вправду ты, милый?
Михайло обернулся. Хотя он и его спутники превратились в силуэты среди теней, он очень ясно видел вышедшую из камышей девушку — такими светлыми были ее обнаженное тело и распущенные волосы, столь огромными и сияющими ее глаза. Она приблизилась к нему, широко разведя руки.
— Иисус и Мария, спасите нас, — простонал Дража. — Это вилия.
— Михайло! — негромко воскликнула она. — Михайло, прости меня, я пытаюсь вспомнить. Истинно пытаюсь.
Михайло все же смог устоять на подгибающихся ногах.
— Кто ты? — выдохнул он, тщетно стараясь успокоить колотящееся в груди сердце. — Чего ты хочешь от меня?
— Вилия, — прохрипел Сиско. — Демон, призрак. Отгоним ее молитвою, пока она не увлекла нас всех в подводный ад!
Михайло нащупал на груди крест, унял дрожь в коленях, встал перед существом и приказал:
— Во имя отца, и сына, и святого духа…
Но не успел он произнести «…изыди!», как она приблизилась к нему вплотную. Юноша разглядел точеные черты ее прекрасного лица.
— Михайло! — взмолилась она. — Это ты? Прости, если причинила тебе боль, Михайло…
— Надя! — завопил он.