Заседали допоздна… Этот вечер Раевский будет помнить всю жизнь. В крестьянской избе, в деревне Фили, собрались лучшие русские военачальники. Уселись на некрашеных деревянных скамьях вдоль длинного стола. Раевский прибыл последним. В покрытом пылью мундире, прямо с передовых позиций, вошёл он в горницу.
Кутузов обратился к членам совета: принять ли новое сражение или покинуть Москву, чтобы сохранить армию?
Наступила тишина. И хотя почти все понимали, что не имея перевеса в силах, рисковать нельзя, никто не решался произнести роковые слова: «Сдать Москву».
Первым заговорил Барклай-де-Толли:
— Оставлять столицу тяжело, но, если мужество не будет потеряно и операции будут вестись деятельно, овладение Москвой, может быть, приведёт неприятеля к гибели.
С горечью признал его правоту Раевский:
— Россия не в Москве, а среди сынов её. Более всего надо беречь войско. Моё мнение — оставить Москву без сражения.
Все ждали слова главнокомандующего. Тяжело поднявшись с кресла, Кутузов произнёс:
— С потерею Москвы не потеряна ещё Россия… Приказываю отступать!
Генерал Раевский вышел из избы, окликнул своего адъютанта, сел на лошадь. Молча двинулись они обратно, к месту расположения корпуса.
— Ваше превосходительство, что решил совет? — нетерпеливо спросил адъютант.
В ответ — тишина. И вдруг в ночном безмолвии раздались приглушённые рыдания. Боевой генерал, в самом пекле сражений не терявший присутствия духа, не сдержал слёз.
«В ОПАСНОСТИ ОН ИСТИННЫЙ ГЕРОЙ»
И вот пришло возмездие… Французы в беспорядке катятся назад. «Великий Наполеон, как школьник, бежит, потеряв свою армию. Дороги устланы мёртвыми людьми и лошадьми его. Идёт день и ночь, при свете пожаров, он жжёт всё, что встречает на ходу своём», — напишет Раевский в одном из писем.
Полуодетые, безоружные, голодные, окоченевшие покидают солдаты Великой армии Россию. А вслед им несутся чьи-то насмешливые стишки:
Под Лейпцигом корпус Раевского отличился в одном из самых крупных сражений всей войны, которое назвали «битвой народов». Полмиллиона солдат сошлись на поле. Раевский был в самой гуще боя.
Вдруг генерал изменился в лице и обернулся к своему адъютанту, поэту Батюшкову:
— Посмотри, что у меня, — и, сунув руку за пазуху, вытащил её всю в крови.
— Боже мой! — ахнул Батюшков, но Раевский резко оборвал его.
— Молчи!
Бой продолжался, свистели вокруг пули. Через некоторое время Раевский, наклонясь к адъютанту, прошептал:
— Отъедем на несколько шагов, я ранен жестоко.
И, увидев бледное, испуганное лицо Батюшкова, добавил:
— Ничего, не надо бояться, господин поэт…
Поражённый Батюшков скажет потом о Раевском: «В опасности он истинный герой».
Едва залечив рану, генерал вновь вернулся в армию. И война с Наполеоном кончилась для Раевского в предместье Парижа. Здесь вместе со всеми торжествовал он победу, когда ранним утром 19 марта 1814 года полковник Михаил Орлов примчался с радостной вестью о капитуляции Парижа.
«ЛЮБИМАЯ МОЯ НАДЕЖДА…»
Весной 1820 года Александр Сергеевич Пушкин отправился в свою первую ссылку. Царь, в ярости от его вольных стихов, грозился сослать поэта в Сибирь. Друзья просили за Пушкина. Благодаря этим хлопотам, Пушкину было предписано ехать на юг.
Но до Кишинёва, места своего назначения, он добрался лишь в сентябре. Оттуда написал подробное письмо младшему брату Лёвушке о том, как прожил три месяца после отъезда из Петербурга: «Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провёл я посреди семейства почтенного Раевского. Я не видел в нём героя, славу русского войска, я в нём любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душою… он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества».
С одним из сыновей генерала, Николаем, Пушкин был знаком ещё с лицейских времён, а проезжая через Киев, увиделся со всем семейством.
Стоял май, тепло было обманчиво. Но азартному Пушкину захотелось искупаться в Днепре. А вода в реке была ещё ледяная, и к вечеру у Пушкина начался озноб, затем жар — он крепко простудился.