Иногда на пиру Царь бывал грустен, вино «не шло». Тогда вдруг он вскрикивал страшным голосом «гойда!» и все вскакивали из-за стола, зная что сейчас начнётся особое удовольствие. Так, однажды прискакали ночью в темницу, где содержались литовские пленники, и стали рубить и колоть беззащитных. Один попытался сопротивляться, но его зарубил сын Царя Иван, любивший, как и отец, такие кровавые потехи. Поэтому совсем не случайно, что впоследствии был он убит своим же отцом... В другой раз на пиру за какое-то неудачное слово Царь ударил кинжалом одного из любимых шутов, тот упал. К нему вызвали врача, который установил, что несчастный уж мёртв. Царь махнул рукой, назвал покойника «псом» и продолжал веселиться. Среди опричников иногда попадались люди хоть и лихие, но неплохие. Одному из таких Царь протянул чашу хмельного мёда, а тот ответил, что мёд этот смешан с кровью. Иван IV воткнул в дерзкого острый свой посох. Молодой человек спокойно перекрестился и умер. Однажды Царь с дружиной опричников проехали по Москве и забрали в домах знатных людей, дворян и купцов их жён. Царь отобрал себе лучших, остальных дал опричникам. Всю ночь «гуляли» по Подмосковью, глумились над ними, всех изнасиловали и под утро всех развезли по домам. Некоторые от стыда и потрясения умерли. Царь похвалялся иноземцам, что сам лично лишил невинности тысячу девиц и тысячи своих детей, рождённых от блудных связей, убил.
Царский двор наполнился колдунами, волхвователями и скоморохами с медведями. Медведей использовали для поеданья людей и некоторых потех. Так, глядя на толпу москвичей, гуляющих в праздничный день. Царь любил неожиданно выпускать к ним голодных медведей и веселился, глядя, как кого-то терзали звери, как другие в страхе бежали от них. Потом всем пострадавшим давалась щедрая денежная награда. Всё это было уже не борьбой с крамолою, а утверждением своей вседозволенности. Тогда, мы имеем здесь дело не с утверждением Православного Самодержавия Российских Царей, а с прообразованием власти антихриста.
Опричники стали грабить и притеснять всех. Вошло в обычай, что опричник мог любого привлечь к суду за мнимое «оскорбление» с тем, чтобы суд взыскал с неповинного нужные опричнику деньги. Нередко опричники подбрасывали что-нибудь в лавку купца, затем приходили с судебным приставом и находили своё как бы украденное купцом. Чтобы избегнуть казни, купец отдавал опричнику всё, вконец разоряясь... В судах опричники всегда должны были быть правы. Обидеть опричника — значило обидеть, или оскорбить самого Царя!... А казни всё множились. Теперь уж чаще всего и видимость осуждения почиталась ненужной. По доносам «братьев» — опричников, с согласия Ивана IV служилых дьяков, шедших утром в свои приказы, убивали прямо на улицах, среди бела дня... Никто, никогда и нигде не мог чувствовать себя спокойно и в безопасности. Опричники знали, что пользуются «любовью» Царя лишь в случае, если постоянно доносят. Поэтому постоянно они должны были придумывать различные преступления, как бояр и князей, так и любых других. Ненависть народа к опричникам и Опричнине становилась всеобщей и сильной. Они могли держаться исключительно «оправданьем» нужды бороться с боярской крамолой. Крамол никаких давно уже не существовало. Тогда их выдумывали. Были случаи, когда опричники, посланные в войска с царским указом убить на месте «крамольных» воевод, находили последних уже убитыми в сражении... за Царя!
В такой обстановке в 1566 г. запросился на покой в монастырь Митрополит Афанасий. Царь хотел, чтобы место его занял архиерей, отличившийся святостью жизни, и в то же время послушный Царю. Оказалось сие невозможным! Поначалу был вызван архиепископ Казанский Герман («осифлянин», значит, как будто верный сторонник Царя). Но он в первых же разговорах с Иваном IV стал намекать на недопустимость безвинных казней и напоминать о Страшном Суде. Его удалили. Вызвали из Соловецкого монастыря знаменитого игумена Филиппа. Он был из рода бояр Колычевых и в детстве лично знаком Ивану IV. Филипп давно славился подвижнической жизнью и тем, что сумел необычайно благоустроить Соловецкий монастырь, придумав там хитроумные устройства для мельниц, для изготовления кирпичей, для иных работ, наладив с помощью точных расчётов осушенье болот, орошение земель каналами, иные машины и механизмы. Филипп ни за что не хотел становиться Митрополитом в условиях Опричнины. Но его уговаривали собратья — архиереи, стараясь внушить, чтобы он не противоречил Царю, «ради пользы Церкви». Уговаривал и сам Царь. Сошлись, наконец, на том, что Филипп не станет вмешиваться в дела Государева Двора, то есть Опричнины, но не отступит от права «печаловаться» о невинных. Филипп стал Митрополитом Московским и всея Руси. Ненадолго. Он, конечно, не мог видеть ужасные зверства и безобразия и молчать. Однажды Царь вместе со «злейшими» явился на Богослужение в «орденских» одеяниях. «В сем виде, в сем одеянии странном не узнаю Царя Православного», — сказал Митрополит Филипп, — не узнаю и в делах царства..... Мы здесь приносим безкровную жертву Богу, а за алтарём безвинно льётся кровь христианская. Отколе солнце сияет на небе, не видано, не слыхано, чтобы Цари благочестивые возмущали собственную державу столь ужасно». «Что тебе, чернецу, до наших царских советов», — возмущался Иван IV, — "Одно тебе говорю, отче святый, молчи и благослови нас!» Но верный служитель Христов, истинный пастырь врученных ему душ человеческих, в том числе и души Царя, Митрополит Филипп не молчал. «В самых неверных, языческих царствах есть закон и правда, есть милосердие к людям, а в России нет их! Везде грабежи, везде убийства, — и совершаются именем Царским». «О Филипп! — в ярости отвечал Иван Ужасный, — нашу ли волю думаешь изменить! Не прекословь державе нашей, да не постигнет тебя гнев мой, или сложи свой сан!» Митрополит заметил: «Не употреблял я ни просьб, ни ходатаев, ни подкупа, чтобы получить сей сан. Зачем ты лишил меня пустыни?... Я пришлец на земле и за истину благочестия готов потерпеть и лишение сана и всякие муки». Царь-оборотень приходил в исступление: «Чернец! Доселе я излишне щадил вас, мятежников; отныне буду, каковым меня нарицаете» (то есть Ужасным). После этого разговора, кстати, и совершено было массовое изнасилование жён знатных людей, дворян и купцов. Были нарочно устроены и новые казни.