Вслух же он произнес:
– Дедушка! Позволь мне кое-что сказать. По-моему, ты переоцениваешь свой подвал. Когда я был во младенчестве… – Он прикусил язык.
– Ты даешь мне понять, что теперь я и сам таков. – Этим старик удовольствовался. Злое намерение, которое он пожелал искупить, пересилило сомнения: взяв внука за руку, он пошел дальше.
Андре цеплялся за шероховатые блоки. Сильный ведущий – а именно таков и был его дед – оказался здесь очень уместен. Тени падали с необозримой высоты на совершенно пустое основание, которое все никак не кончалось. Разве что необъятная ширина помещения мало-помалу пошла на убыль. Под конец Андре предположил, что теперь по левую и правую руку их путь сопровождают стены. И верно! Тут он ударился о какой-то угол. Но прелью пахло все равно.
Он пробормотал:
– Право слово, чем дальше, тем интересней.
Но тут как раз Балтазар заставил его круто повернуть, в последний раз.
– Стой! – приказал он и выпустил стиснутую руку внука. Внук не видел деда, он не имел ни малейшего представления о том, что здесь есть и что происходит. Но при всем при том сохранял спокойствие. «Жаль, – подумал он. – Доведись мне пережить это в тринадцать лет!»
И снова была открыта очередная дверь, и перед ним предстала еще одна лестница. Виясь улиткой, она спускалась вниз – а вообще-то она была из железа, что отчетливо видно. Дневной свет, падающий во второй подвал после многократного фильтрования, лишь слабо освещал его. Однако у того, кто перед тем долго блуждал вслепую, дожидаясь своего часа, отверзлись глаза.
Андре шагнул через дверь, тоже железную. С площадки винтовой лестницы он окинул взглядом винный погреб и нашел его отнюдь не чрезмерно большим. Два ряда бочек, со всех сторон закрывшие стены, оставляли свободным лишь крохотный пятачок посредине, и по нему передвигался счастливый владелец. Да как! Он совершал резвые прыжки – туда, сюда. Он ощупывал крепкие обручи, охранявшие сок драгоценной лозы. Он пересчитывал, все ли на месте. Внук вполне понимал суетливость старика, у которого не осталось ровным счетом ничего, кроме этих вин. Но вина жили вместе с ним. Известно же, что они не праздно покоятся в своих бочках, а продолжают зреть.
На полном ходу Балтазар вдруг остановился и опустил ногу, занесенную для очередного шага. Ему вспомнилось, что за ним наблюдают. Пригнувшись, он покосился наверх. Если глядеть сверху вниз, обычно осанистый Балтазар походил на гнома в соответственном одеянии. Грубая куртка, задравшись сзади, провисла впереди до самых ступней. Плечи покрывала паутина и пыль.
«Вот почему он так одет, – подумал Андре. – А на мне-то хороший воскресный костюм!» Покуда он себя ощупывал, снизу доносилось хихиканье, издевательское, так может смеяться гном.
– Ты боишься идти дальше, – окликнули снизу. – Можешь спокойно спускаться. Здесь приятная прохлада. Если с тобой пришла девушка, можешь с ней потанцевать.
Андре оглянулся, ища Стефани. Он знал, что это лишено смысла. И все же только она согласилась бы участвовать в подобном бреде, беззаботно, как и он. Он действительно ступил на гладкие ступени. Грязи на них почти не было. Вероятно, по ним часто ходили. Тогда он заговорил, дерзко и легковесно:
– Спасибо, мой добрый Балтазар. Я не умею плавать. А танцы показаны астматикам. Ты ведь знаешь, как я отношусь к деньгам.
Но что произошло? Спустившись вниз, он увидел перед собой преображенного Балтазара: ни гнома, ни его издевки, ни ехидства. Повелитель бочек посмотрел на него сверху вниз и грозно, ледяным тоном спросил:
– Ты что это толкуешь про деньги, мой маленький друг?
– А разве нельзя? – Андре напустил на себя вид более сокрушенный, чем требовалось. Но спокойствия он не испытывал. В чем он промахнулся? Ну, с начала обеда язык его сделал больше ложных движений, чем теперь припоминалось. Вот и этот он вскорости забудет. Старик был тронут видом такого раскаяния, и напускного, и вполне искреннего.
– Не принимай это так близко к сердцу. Il radote. Lui, au moins, n'а pas le vin mauvais[16].
Он утверждал, будто уж кого другого, а лично его вино не делает злым. И впрямь сделался ласков. Он даже отряхнул плечо внука, пыль взвилась, и это его развеселило.
– А теперь восхищайся моим винным погребом, – потребовал он.
– Как много сокровищ! – Андре изобразил увлеченного дурачка. – Я прямо в пещере Али-Бабы.
Старик улыбнулся, величественно, но плутовато.
– Государству пришлось оставить мне эту собственность, когда оно забрало у меня остальную.