Поэтому на утро четвертого дня началась бомбардировка крепости, бывшей ключом к перевалу Хибер. Кушанские войска смогли установить множество мортир в радиусе тысячи ярдов от крепости. Да, мортиры были грубыми. Простая латунная труба, установленная под фиксированном углом в сорок пять градусов на жестком основании. Единственным способом настроить радиус действия орудия было изменение порохового заряда. Но выпускаемые ими четырехдюймовые снаряды, с поджигаемым запалом, все равно сеяли разрушения внутри крепости, хоть и не могли разбить стены.
И через два дня после того, как кушаны установили полевые орудия на фортах, которые захватили раньше, огонь мортир усилили ядрами. В последующие дни они начали медленно превращать в порошок внутренние укрепления и — еще медленнее — рушить наружные. Камни для стен, собранные на местности, возвращались на местность, и их путь смазывала кровь.
Вставая каждое утро, Кунгас совершал одно и то же. Он говорил вслух, горам, которые приютят возрождаете царство:
— На следующий год — Пешевар!
Самый старый и пользующийся наибольшим уважением патанский вождь трепал бороду и яростно хмурился. Он размышлял. И великий патриарх патриархального народа был недоволен видом сидящей напротив него женщины. Возмутительно, что этот самостоятельно провозгласивший себя царем кушан оставил свою жену управлять столицей!
Тем не менее…
Другие люди, другие традиции. Пока кушаны не вмешиваются в его собственные — как заверила его эта возмутительная женщина, они не будут делать — вождь не особо беспокоился, каких глупых традиций придерживаются жители городов.
Но был и еще один момент. Вождь сколько угодно может смеяться над людьми, позволившими женщине править, но нет сомнений: нельзя пренебрежительно относиться к кушанам на поле брани. А судя по отчетам, которые доставляли патанские разведчики с перевала Хибер, кушаны, казалось, так же легко чувствуют себя во время сражений в горах, как и на равнинах. Это добавляло оснований для осторожности.
Как правило, патаны не особо боялись цивилизованных армий. Это войска долин. Достаточно опасные на ровной местности, но неспособные бросить вызов патанам в их горах. Но вождь не дожил бы до такого возраста и не поднялся бы до такого высокого положения, будучи надменным дураком. Цивилизованные государства с их богатством и огромными земельными угодьями могут собрать гораздо большие армии, чем патаны. Если эти армии показывали себя способными адаптироваться к войне в горах…
В конце концов, однажды в прошлом это уже случилось. Старый вождь едва удержался от того, чтобы не содрогнуться, вспоминая дикие карательные экспедиции раджпутов.
— Решено, — твердо сказал вождь и склонил голову — несколько неохотно — перед женщиной.
Затем он поднялся со стула и повелительно посмотрел на восьмерых других патанских вождей, сидевших рядом с ним. Как он и ожидал, никто из них не был готов бросить вызов его решению.
— Решено, — повторил он. — Пока вы не лезете в наши дела — не мешаете нашим караванам, — мы будем уважать мир. И посылать ежегодную дань царю кушанов.
Три вождя, казалось, немного пошевелились. Старший фыркнул и добавил последнее условие патанского союзничества с новым царством:
— Как ты понимаешь, это все действительно при условии, что царь кушанов сможет взять перевал Хибер. И удержать его после того, как малва нанесут контрудар. Мы не станем снова выступать против Раны Шанги!
Кушанская царица кивнула. Старый вождь не мог сказать точно, но подозревал, что проклятая женщина улыбается. Мешала толстая чадра, закрывавшая ее лицо. Но ему не нравилось веселье и ум, которыми, казалось, светились ее глаза.
«Проклятые кушаны!»
Ему сказали, что кушанская царица надела чадру только когда прибыли патаны. Он вполне мог в это поверить. Как говорили, она — хитрая бестия, коварная и изобретательная.
Тем не менее…
Обычаи есть обычаи. И в конце концов, они зависят от выживания. Поэтому, сохраняя ледяное спокойствие, чему мудрый старый патриарх научился на протяжении десятилетий, он удержался, чтобы не продемонстрировать свое неудовольствие.
— Меня не волнует Рана Шанга, — сказала женщина, говоря так тихо и скромно, как говорила с тех пор, как патанские вожди вошли в ее зал для приемов. — Мне дали понять, по причинам, которые я не могу раскрыть, что он будет занят в другом месте. На протяжении многих лет, вероятно, всю жизнь.