— Черт, мы сдаемся, сдаемся. Хватит!
Фигура в капюшоне тут же вскочила на ноги. Парень провел ладонью по лицу и хмыкнул.
— Второй раз ловлю вас, придурки. Третьего не будет.
Адидас обеими руками оттолкнулся от асфальта и неуверенно поднялся на ноги.
— Пошел нахер.
Фигура в капюшоне тут же шагнула к нему и нанесла еще один быстрый удар прямо в горло.
— Ах, ты су..., — Адидас рухнул на колени и, задыхаясь, как безумный, обхватил руками шею. — Я... не могу... дышать…
К своему ужасу, я слегка улыбнулась. Я нисколько ему не сочувствовала, но и удовольствия от такого насилия получать не должна.
«Или все же должна?»
Человек в капюшоне указал на корчащегося на полу Адидаса.
— Это тебе за грубость.
Затем снова сделал выпад ногой и со всей силы заехал Адидасу по его белой куртке.
— Это за то, что ты козел.
Мужчина оглянулся на меня, но в темноте мне было сложно разглядеть его лицо. Не отводя от меня взгляда, он нанес Адидасу еще один удар — в голову. Но не со всей силы, эдакий «тумак—нагоняй».
— А это за нее.
Отступив назад, он скрестил руки на груди.
— Итак, что вы можете сказать в свое оправдание?
Адидас так и не усвоил урок. Он сплюнул на землю черную, блестящую в ночи кровь.
— И снова, пошел ты нахер, чувак. Тебе нас не запугать.
Человек в капюшоне угрожающе шагнул к нему.
Бейсболка увернулся, потирая ушибленное место. Затем поднял руку в знак капитуляции, своего рода рыцарский жест в защиту своего мудака-друга.
— Слушай, мы закончили, хорошо?
Мужчина в капюшоне взглянул на Адидаса — на этого урода, который едва не лишил меня девственности. Его голос резко резанул ночной воздух, словно невидимый хлыст.
— А ты? Ты закончил?
Адидас энергично закивал.
— Да. Конечно!
— Прекрасно, — человек в капюшоне протянул руку. Его пальцы были испачканы кровью, но я не знала, чьей. — Давай сюда.
Бейсболка попятился назад, помотав головой.
— Нет, ни за что, — с лихорадочным блеском в глазах произнес он и похлопал себя по карману. — Не-а, мужик. Ты забираешь девчонку. Мы — деньги.
Человек в капюшоне склонил голову набок. Это было совершенно обычное движение, но от него исходила явная угроза.
— Хочешь, чтобы эта ночь стала для тебя последней, Джио? Потому что я могу это устроить.
Джио?
Он знает их имена?
Откуда?
Адидас усмехнулся.
— Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь?
Человек в капюшоне нахмурился.
— Я точно знаю, с кем разговариваю. И разве твой отец не будет рад услышать то, что я ему скажу? — он еще сильнее натянул капюшон на лицо, став похожим на безликую, черную тень. — Если ты не остановишься и не прекратишь эти чертовы игры, я сделаю кое-что похуже, чем просто тебя изобью.
«Что, черт возьми, происходит?»
Я не могла решить, кто страшнее: двое схвативших меня парней или этот спаситель в черном.
Голос человека в капюшоне напоминал угрожающее рычание — нечто среднее между гравием и бархатом. Его скрытое под безразмерной толстовкой и дырявыми джинсами тело было стройным и гибким. Он походил скейтера — живое олицетворение неповиновения и беззакония.
Парень словно сошел с одного из наших магазинных билбордов, на котором был изображен брутальный скейтер в халф-пайпе с баллончиком в руке — реклама мешковатых джинсов и цепных ремней. Утверждая эту маркетинговую стратегию, я боялась, что это немного «грубо» для нашего опрятного подросткового бренда. По сравнению с этим человеком тот баннер был просто детским утренником. (Халф-пайп — конструкция, используемая в гравитации экстремальных видах спорта, таких как сноуборд, скейтбординг, лыжи, фристайл BMX, катание на самокатах — Прим. пер.)
Бейсболка шагнул вперед.
— Отдай деньги, Шон.
— Да ё* твою мать, — нехотя вытаскивая мои деньги, проворчал Адидас.
Деньги меня не волновали, но раз уж безликий спаситель решил вернуть украденное у меня имущество, я не стала спорить.
Человек в капюшоне снова протянул руку.
Обряженный в «Адидас» гопник Шон сердито сунул ему в ладонь долларовые купюры. Как только деньги перешли от одного к другому, они, как по волшебству, исчезли в джинсах моего спасителя.
Он повернулся ко мне, его лицо по-прежнему скрывала тьма.
— Они еще что-нибудь украли? — его взгляд скользнул вниз по моей груди, которую я прикрывала разорванным топом.
Я вздрогнула под его взглядом, готовая сгореть со стыда из-за выглядывающего из-под моих рук лифчика и выставленного напоказ голого живота. От удара у меня все еще раскалывалась голова, а от зловония переулка к горлу подступала тошнота.