Таисса молча смотрела на них. Какая ирония: Виктория, ставшая чуть ли не абсолютным злом, могла сделать с этого дирижабля что угодно. Внушить тысячам людей покончить с собой, отправить целый город убийц за Советом, разработать и осуществить любой изощрённый план мести. Но вместо этого она захотела…
…чтобы сын её полюбил.
И добилась своего.
Вернон жестом отпустил охрану. Виктория открыла рот, глядя на сына, и кивнула.
– Ты меняешься. – На её лице проступила гордость. – Я рада за тебя. Совсем скоро ты получишь сферу, и я буду совершенно счастлива.
– Конечно, – тихо сказал Вернон. – А теперь иди. Пять минут. Я позову техников, когда мы будем готовы.
Виктория бросила холодный взгляд на Таиссу и вышла. Дверь за ней закрылась.
В следующее мгновение смазанная фигура рванулась к Таиссе на сверхскорости – и Таисса оказалась прижатой к стене.
– Ну? – холодно произнёс Вернон. – Что это за чушь про минус одну фундаментальную эмоцию? Какого чёрта Найт сказала, что моя личность необратимо изменена?
Таисса пожала плечами:
– Твоя память на месте, а ты сам не замечаешь разницы, верно? Так с чего тебе вообще верить, что эта разница вообще есть?
– Я достану все ответы из твоих мозгов всё равно, – в голосе Вернона прозвучала явственная угроза. – Уверена, что я не сожгу их в процессе?
Таисса на миг прикрыла глаза. Перед ней стоял юноша с лицом Вернона и его голосом, но слова, которые он произносил, принадлежали холодному и жёсткому незнакомцу.
Ещё одно кривое зеркало. Она создала его сама, и уже ничего не изменишь.
Таисса покачала головой:
– Оставь меня в покое. Я ничего тебе не скажу: ты всё равно не поверишь.
– Потому что у меня отсутствует эта эмоция? – опасным тоном поинтересовался Вернон. – Фундаментальная? И какая именно? Сострадание, доверие, любовь к брокколи?
Таисса невесело улыбнулась:
– Да уж, отобрать у тебя любовь к брокколи было моей заветной целью всю жизнь.
– Просто скажи мне, – голос Вернона сделался чуть мягче. – Крошка, представь себя на моём месте. Тебе не кажется, что с твоей стороны несколько жестоко ничего мне не говорить?
– Ты всё равно сломаешь мне мозги, – вырвалось у Таиссы.
– Может быть, и не сломаю. Я не больше твоего хочу войны и кровопролития. Я просто чуть надавлю на тебя, чтобы ты помогла мне сделать Совет мягче и сговорчивее – для начала. Не так страшно, правда?
Это был почти её Вернон. Который желал насилия ничуть не больше её, с которым они почти совпадали в целях. Но за плечом Вернона стояла Виктория, и Таисса прекрасно понимала, что мягким внушением Совету дело не ограничится.
– Я не хочу, чтобы ты вообще на меня давил, – прошептала она. – Я хочу остаться собой.
– Сюрприз: я наверняка тоже этого хотел перед тем, как ты влезла в мои мозги, – сообщил Вернон. – Не подскажешь, какого чёрта я вообще на это согласился? Пока я окончательно не сорвался, не ухватил тебя за лодыжки и не потряс как следует?
Таисса глубоко выдохнула.
– Я скажу, ты мне поверишь и не будешь мне ничего внушать. Пойдёт?
Вернон долго смотрел на неё. Очень долго.
– Пойдёт, – наконец кивнул он. – Говори, Таисса Пирс.
– Все твои воспоминания обо мне, – тихо сказала Таисса, – были совсем другими. Они были окрашены любовью. Ты рисковал всем ради меня. Своими планами, своей силой, своими сокровищами, своим сознанием. А потом… потом твоя мать уложила меня в кресло и сказала, что убьёт моего отца, если я не сотру нашу любовь из твоего сознания. Высокопарно звучит, правда? Но ты согласился на это внушение, Вернон. У тебя не было выбора, но ты согласился, чтобы облегчить мою совесть. Ещё я должна была заставить тебя полюбить Хлою и Викторию… но не смогла. У меня поднялась рука только на то, чтобы забрать у тебя чувства ко мне. Свою мать ты полюбил сам, когда она заполнила пустоту в твоём сердце. Ведь больше у тебя никого не осталось.
Вернон неуверенно засмеялся:
– Хорошо ты умеешь лгать. Я почти купился.
Таисса молчала.