Но Таисса не смела этого предлагать. Все её инстинкты кричали во весь голос, что произносить этих слов нельзя, не после того, что произошло. Вернон был не глупее неё и прекрасно знал, что эта возможность существовала. Знал и помнил, что наследница Великого Тёмного была способна на многое.
Но он молчал. А, значит, должна была молчать и она.
– Если ты когда-нибудь захочешь поговорить, – сказала Таисса негромко, – когда угодно, о чём угодно…
– Не нужно, Пирс, – прервал её Вернон. – Ты уже высказалась, а я не люблю, когда мне навязываются. Или моё предложение насчёт дивана так сильно тебя заинтересовало?
Таисса молча повернулась, чтобы отойти.
– Пирс, – услышала она.
Таисса обернулась. Вернон смотрел на неё с какой-то болезненной внимательностью, и в его глазах был вопрос.
– Зачем ты это сделала? – негромко спросил он. – Если уж ты меня так любила и я, по твоим словам, был твоей послушной комнатной собачкой…
– Я этого не говорила!
– Заткнись. Так почему? Если у меня были к тебе чувства, зачем ты втоптала их в грязь?
Она не заплачет. Не заплачет.
– Я не втаптывала… – начала Таисса, но Вернон вскинул ладонь:
– Мне заткнуть тебя снова? Говори по существу.
Таисса глубоко вздохнула.
– А как бы ты поступил? – тихо спросила она. – Если бы тебе на колени бросили голову твоей матери? Муляж, да, но если бы её угрожали заменить на настоящую? Я тебе об этом говорила.
– Говорила, – медленно кивнул Вернон. – Но я не верил тебе тогда и пропустил почти весь твой щебет мимо ушей.
– А сейчас?
– А сейчас…
Несколько секунд Вернон задумчиво смотрел на неё.
– А сейчас я считаю тебя дурой, – неожиданно сказал он. – За любовь, какой бы она ни была, надо драться. А ты проиграла, даже не начав.
Таисса шагнула к нему. Ей хотелось закричать, но устраивать сцену было нельзя.
– Нет, – тихо-тихо сказала она. – Ты победил. Потому что ты любил меня настолько, что пожертвовал даже свою любовь. Драгоценность, которую ты не отдал за тридцать лет жизни в Храме. Ты отдал мне всё, что у тебя было, чтобы мой отец остался жив, и такая жертва не может быть проигрышем. Это любовь, Вернон. Это и есть любовь.
Серые глаза нашли её взгляд, поймали, не отрываясь, и на миг Таиссе показалось, что в них промелькнула тень чего-то прежнего. Призрак прошлого, отголосок далёкой нежности.
Потом Вернон с безразличным видом пожал плечами.
– Нечто далёкое, ненужное и недоступное, – проговорил он. – Не представляешь, сколько у меня было подружек и какие жаркие слова они нашёптывали, когда блудный наследник Майлза Лютера увешивал их сапфирами, как новогодние ёлки. К любви это не имело ни малейшего отношения. Ты даже далеко не самая красноречивая.
– Просто самая назойливая, – согласилась Таисса. – Как жаль, что ты не моя комнатная собачка. Тапочки в твоих зубах смотрелись бы превосходно.
Вернон хмыкнул:
– Собираешься утянуть мою монополию на плохие шутки? Зря стараешься. Я ещё с детства был неподражаем. Слышала бы моя мать…
Он осёкся, и его лицо вновь исказилось болью.
– Достаточно, – севшим голосом сказал он. – Убирайся с глаз моих, Пирс. Видеть тебя не хочу, когда мы выйдем из транспортника.
Таисса молча наклонила голову и отошла.
Ей предстоял ещё один разговор. Последний.
Таисса подошла к иллюминатору, где её отец и Дир негромко разговаривали.
– Принцесса, – кивнул ей Дир. – На пару слов? Эйвен, я думаю, мы договорили.
Отец Таиссы не повёл и бровью.
– Конечно. Вы знаете, как меня найти.
– А заодно и выдать себя Совету, – холодно сказал Дир. – Нет, Эйвен, ваше предложение меня не интересует. Я сам по себе, и это так и останется.
Эйвен Пирс едва заметно кивнул и отошёл. Его электронные датчики помогали ориентироваться в пространстве, и Таисса знала это, но у неё всё равно сжалось сердце, когда он чуть споткнулся на ступеньке.
А потом Дир прижал её к себе, набрал что-то на линке, и их окружил треск. Белый шум.