Нет сомнения, что впоследствии, лежа под звездами где-нибудь в пустынях Средней Азии, у мерцающего костра, в обществе одетых в вонючие овчины монголов, вслушиваясь в их бесконечные рассказы о набегах, о любви, внимая жалобным звукам татарских дудок, Марко Поло нередко вспоминал это пышное празднество венецианцев.
Марко и его друзья могли усвоить на улицах Венеции немало и других уроков. Свадьба в Венеции обычно справлялась по обрядам католической церкви, но женщины, стремясь уклониться от выплаты поборов, частенько обходились без благословения церкви, а иногда до брака даже и не встречались со своими будущими мужьями. Такие браки можно было объявить недействительными, и, пользуясь этим, многие мужчины заводили себе по нескольку жен. Нередко это влекло за собой судебные процессы; о таких судебных процессах до нас дошло множество записей, сделанных на диковинной мешанине местного диалекта и дурной латыни. Выдержки из двух судебных записей стоит здесь привести. Хотя эти записи относятся к 1443 году, они показывают, насколько свободны были венецианские нравы в XIII веке.
Некий Пьетро из Тренто, торговец метлами, проходя однажды вечером по приходу святых Гервасия и Протасия, остановился напротив дома Катаруццы, вдовы Джованни Банко. Увидев в окне хозяйку, он обратился к ней:
— Мадонна, подыщи мне красивую девушку.
— Ах ты образина бесстыжая, ах ты пьянчужка! Что я тебе — сводня? — завизжала вдова.
— Неужто я сказал, что ты сводня? Я ведь тебя прошу подыскать мне девушку в жены.
— Ну, разве что так, — отвечает Катаруцца, перебирая в уме всех знакомых ей девушек. — Господи, да я найду тебе девушку, право слово, найду. Приходи ко мне завтра.
На следующий день Пьетро явился. Его уже ждали красивая девушка по имени Мария и доминиканец Моксе. Последний спросил Пьетро и Марию, желают ли они соединиться «как повелевает бог и святая церковь». Те отвечали утвердительно, взяли друг друга за руку, «fecero colassion de brigade e poi consumaverunt matrimonium»[43] — и дело было кончено!
В другом заплесневелом, ветхом томе рассказывается о Беатриче Франчиджене. Возвращаясь домой из Тревизо, она остановилась в доме своей родственницы Занины, где случайно находился некий Фалькон, которого Беатриче давно знала. Взаимопонимание между Беатриче и Фальконом было достигнуто весьма быстро, и Занина простодушно рассказывала на допросе:
Когда они стояли и разговаривали, Фалькон сказал Беатриче так:
— Беатриче, можешь ты оказать мне великую честь? Ты знаешь, что я хочу предложить тебе свою руку, не собираешься ли ты отдать свою руку другому?
А она ответила:
— Я думала, ты все шутишь.
Фалькон и говорит ей:
— Что я обещал, то и обещаю.
И оба вошли в дом названного свидетеля и говорили там так:
— Беатриче, ты знаешь, что ты моя жена.
Она отвечает:
— Видит бог, это так.
А он тронул руку Беатриче и сказал:
— Я беру в жены тебя и только тебя.
Она отвечает:
— Я тоже беру в мужья тебя и только тебя.
Брак обходился дешево, добрые граждане Венеции относились к нему легко и так же легко шли на разрыв. По-видимому, они отнюдь не руководствовались европейскими канонами рыцарства и возвышенной любви. В своем отношении к женщине они скорее следовали древней азиатской традиции, на жен они смотрели прежде всего как на воспитательниц детей и на хозяек. В интереснейшем документе, написанном в ту пору, когда Марко Поло был уже стариком, фра Паолино дает своим землякам-венецианцам совет, как надо выбирать жену: она должна быть не моложе восемнадцати лет, а муж не моложе двадцати одного. «Нельзя допускать, чтобы муж действовал по совету своей жены, жена не обладает здравым суждением, ибо у нее телосложение не здравое и не сильное, а хилое и слабое, а ведь ум по природе соответствует телосложению». Кроме того, женщин-рабынь, не связанных какими-либо моральными соображениями, в те времена было так много, а их сожительство с хозяевами было столь открытым, что свободным женщинам, если они хотели удержать или вернуть привязанность мужей, самим приходилось опускаться до уровня невольниц. Хроники той эпохи полны зловещих рассказов о том, как из мести закалывали и отравляли своих домашних: это вызывалось интригами жен, рабов, сожительниц, любовников. Умопомешательство вследствие отравления было столь обычным, что получило специальное название — «эрберия». Обо всем этом во времена Марко Поло шли оживленные толки на улицах.