Впрочем, Петр Петрович засыпал хорошо и без сказок. Таблетки, что прописал доктор, видимо, действовали как снотворное. Когда Петр Петрович при первом осмотре спросил у этого доктора, лучшего специалиста Венеции, по утверждению Джузеппе, спросил, ЧТО у него, — тот весело хлопнул Петра Петровича по плечу и сказал: — Обычное дело! Пейте — и скоро всё пройдет. И чего радуется? — недоумевал больной. — Уж больно он молод для лучшего специалиста!
Сам Петр Петрович полагал, что внутрь его проникла какая-то простудная инфекция, так как он весь пошел сыпью и немножко томило в грудях. Надо же, думал он, простыть среди лета в Италии! Проклятый муссон! Ветер с моря, тише дуй и вей, видишь, Петру Петровичу не по себе.
Бутафорин ползет на четвереньках по зимнему холодному гранитному заплеванному полу Екатеринбургского железнодорожного вокзала и, подбирая какой-то мусор, хлебные корки и рыбные кости, быстро кладет их в рот и жует.
Видишь, на нем полосатые штаны и пижама, в которых он похож то ли на матроса, то ли на тигра, а может, и на человека, находящегося на излечении. Последнее, пожалуй, самое верное, потому что Петр Петрович не рычал, не отплясывал джигу, а тихо лежал в постели, вставая лишь по крайней нужде. Моника жалела Петра Петровича, и ей нравился его новый костюм. Она даже пригласила фотографа, чтобы сняться с Петром Петровичем, полосато лежащим у ее ног. Ведь светские львицы так любят сниматься с разными хищниками: тиграми, кошками, матросами или хотя бы с их шкурами. Остановись, прекрасное мгновение!
Время пошло медленнее. Бутафорин пытался подстегнуть его привычным чтением художественной литературы. Но слабость и легкое подташнивание не способствовали этому. Оставалось только, закрыв веки, как Вию, размышлять о нашем веке.
Недолго он пребывал в заблуждении относительно характера своей болезни. Случай помог ему установить истинный диагноз. Случай приоткрыл двери его комнаты. Случай двумя рюмками коньяка развязал Шимпанзе язык.
— Меня умиляет, как легкомысленно мы относимся к болезни других людей. Ну поболеет человек и перестанет. С кем, мол, не бывает. Между тем в Писании сказано: «И всякий раз навек прощайтесь»! Вот ты кудахчешь над Пьеро, кормишь его фруктами, но держу пари, тебе не пришло и в голову, что он может умереть.
— Разве что-нибудь серьезное? — спросила Моника. — Доктор сказал, что у него обострение хронического юмора.
— Доктор — МОЙ человек, — заявил Джузеппе. — Впрочем, он не обманул. Но он выразился слишком фигурально. А я тебе скажу проще: оставь наивную надежду. Ни он, ни у него больше не встанет. Это СПИД!
И дико так заржал синьор Паучини.
— И знаешь, кто заразил его? Я. Нет, ты не то подумала. Я просто толкнул Пьеро в объятия женщины, будучи осведомлен о ее заболевании. Кстати, он потом тепло отзывался о ней.
— Но ведь это убийство! — воскликнула Моника.
— А как же, а как же! И еще какое! Пырнуть человека ножом или подсыпать ему яду — просто вульгарщина в сравнении с этим. Здесь чувствуется тонкий ум аристократа. Убийство в стиле барокко, если так можно выразиться. И мне, право, обидно твоё удивление. Ты явно недооценивала меня.
— Я знала, что ты чудовище! Я хотела предупредить Пьеро, чтобы он остерегался тебя. Ах, зачем я это не сделала! Ведь уже был один Пьеро, который пропал без вести.
— Да, — сказал синьор Паучини, — это был Пьеро 1. Я уговорил его броситься в мартеновскую печь. Тоже, по-моему, сработано гениально. Я и пальцем к нему не притронулся. Использовал только силу убежденья. И было не очень трудно, ибо все Пьеро такие закомплексованные меланхолики. Это убийство столь тонкое, что почти не убийство. Огонь горел, я лишь подлил масла. В итоге: ни единого следа, включая и сам труп. Поди теперь, докажи!.. Пьеро 1, Пьеро 2, а поживем, будет и третий. Иногда я вижу себя санитаром общества, избавляющим его от больных особей.
— Третьего не будет! — заявила Моника. — Я заявлю в полицию.
— Ты!? — рассмеялся Джузеппе. — Скорее рак на горе свистнет. Мне ли тебя не знать! Как ты обойдешься, даже временно, пока ищешь нового «кошелька», без денег? Но главное не в этом. Хочешь, я скажу тебе, почему ты не предупредила Пьеро о возможной опасности? Тебе наплевать. Ведь ты любишь только себя. Как и мне, Пьеро нужны тебе для игры. Только моя игра крупнее. Ты думаешь, это я убил Пьеро, это мне дадут 15 суток? Нет, это мы убили Пьеро, это нам дадут 15 суток!