— Венгерское, не так ли? — спросила она и, сделав глоток, была приятно поражена отличным качеством «Villanyi Kadarka».
— В нашей стране развито виноделие, — сообщил художник, и Элла порадовалась тому, как приятно течет их беседа.
Однако за десертом все резко изменилось.
По-моему, мне пора спросить, в какое время он ожидает меня в своей мастерской, решила Элла. И, конечно же, ей и в голову не пришло дважды подумать прежде чем задавать подобный вопрос. Когда после разговора о музыке венгерского композитора Бар-тока возникла небольшая пауза, она спросила:
— Во сколько мне прийти к вам завтра утром?
— Прийти ко мне? — ледяным тоном повторил хозяин дома.
— Возможно, вы желаете, чтобы я вам завтра попозировала? — она выбрала тон не намного теплее.
— Попозировала? — опять переспросил он. Элла вздрогнула: он прекрасно понимает по-английски, уж я-то знаю!
— Вы сказали, — пояснила она как можно более спокойно, — что чем раньше мы начнем, тем раньше закончим.
— У вас есть неотложные дела в Англии? — жестко спросил художник, и его прежняя вежливость окончательно улетучилась. — Возможно, какой-нибудь друг? — внезапно рявкнул он.
Потрясенная переменой его настроения, его неожиданной атакой, Элла вспыхнула, подумав, что ее друзья вряд ли позволили бы себе подобное.
— У меня много друзей, — сказала она, помолчав. — Некоторые из них — мужчины. Но среди них нет того, которого бы я… — Она остановилась, поняв по выражению его лица, что он вовсе не ожидал от нее такого обстоятельного ответа.
Золтан Фазекаш задал следующий вопрос в несколько другом ключе, но все на ту же тему:
— Вы беспокоитесь о своей карьере, у вас работа, которую вы не можете надолго оставить?
— Я не работаю, — ответила она. — Мой отец… — И она снова замолчала, поняв, что ему вряд ли интересен тот факт, что отец запрещает ей работать. Однако она была не готова к его ледяному замечанию:
— В Венгрии люди работают на двух, трех, а иногда и четырех работах.
И Элла поняла, что Золтан Фазекаш считает ее не только ленивой, но и донельзя избалованной. Но объяснять ему, что это не так, было ниже ее достоинства.
— Похвально, — отрезала она и гордо подняла голову.
Несколько долгих минут ледяные серые глаза знаменитого художника научали ее, затем он равнодушно произнес::
— Мои извинения. Возможно, вы хотели сообщить, что занимаетесь домашней работой в имении вашего отца?
Наверно, он так решил потому, что Фрида застала ее с утюгом в руках…
— Моя мать прекрасно справляется с ведением хозяйства. Кроме того, у нас, как и у вас, есть экономка.
Элла взглянула на него, стараясь понять, какое впечатление произвел ее ответ, но лицо у него было непроницаемое. Закончив трапезу, художник резко встал.
— Вы меня извините? У меня на вечер назначена встреча.
— Конечно, — ответила она гордо. Она скорее согласится увидеть его в аду, нежели напомнить, что она его гостья. — Пожалуй, я сегодня лягу пораньше, — пробормотала она, когда он направился к двери.
Есть над чем посмеяться, сказала себе Элла, когда он вышел. У нее уже не было желания докапываться, почему он так настроен против нее. Она теперь точно знала причину.
Он составил себе представление о ней, когда ее отец сказал, что она сможет позировать в любое время, что она не самый большой труженик в мире. И Золтан, живущий в стране, где люди работают даже на четырех работах, решил, что она отъявленная бездельница, и невзлюбил ее за это.
Весь вечер Элла размышляла и, наконец, пришла к выводу, что ее не должно особенно беспокоить мнение Золтана Фазекаша. Кто он такой, чтобы презирать других людей, да еще и оставлять свою гостью в первый же вечер одну?
Однако тут же возразила себе: я не могу называться гостьей, потому что он никогда меня раньше не видел и вряд ли хотел видеть в своем доме.
«У меня на вечер назначена встреча»! — передразнила она и раздраженно ударила кулаком по подушке. Разумеется, с какой-нибудь женщиной. А утром его подруга заметит под глазами у себя тени после бессонной ночи, уже с грустью подумала Элла.
Так и не дочитав роман, который брала с собой в дорогу, она легла и закрыла глаза. Почему ей так неприятна мысль о том, что Золтан Фазекаш проводит время с какой-то женщиной? Вот чепуха!
Глава ТРЕТЬЯ
Наутро все воспринималось совсем по-другому. Встав, как обычно, рано, Элла решила, что Золтан Фазекаш наверняка еще спит, поскольку провел бурную ночь.
Ну и пусть ходит на тысячи свиданий с тысячами подруг! Это меня не волнует. Я, слава Богу, почти незнакома с ним. И если я ему неприятна, мне все равно.
Правда, ее задевало, что он считает ее ленивой, своенравной девицей, проводящей жизнь в сплошных развлечениях. Но она не собиралась ему объяснять, что все дни, а иногда и долгие вечера помогает своей неутомимой матушке, иногда даже замещает ее.
Думая, что никого не встретит, — во всяком случае, Золтана Фазекаша, поскольку он наверняка поздно ложится и не может встать рано, — Элла вышла из комнаты и тихо сбежала по лестнице. Она не отдавала себе отчета в том, что хозяин дома занимает все ее мысли сегодня утром, так же как и прошлой ночью. Она уже положила пальцы на ручку двери, ведущей в гостиную, когда со стороны кухни появилась Фрида с кофейником.
— Jo reggelt, — сказала экономка.
— Ё регедьт, — повторила Элла и, когда улыбнулась в ответ, перевела про себя: значит, это «доброе утро». Экономка указала на кофейник.
— Спасибо… э… кёсёнём, — поправилась Элла и последовала за Фридой.
Оказалось, что Золтан Фазекаш вовсе не спит мертвым сном, а сидит за столом и завтракает.
— Доброе утро, Арабелла, — вежливо произнес он, поднявшись. Его глаза изучали ее лицо, ее прекрасную кожу, и он не сел, пока она не заняла место напротив него.
— Доброе утро, — ответила Элла и стала слушать, как Фрида и ее хозяин обмениваются короткими замечаниями.
— Фрида хотела бы знать ваши пожелания относительно завтрака.
После двух обильных трапез накануне Элла собиралась выпить только чашечку кофе. Однако Фрида была так любезна, что не хотелось ее расстраивать.
— Дома я ем на завтрак тост и мармелад, — ответила она, посылая дружеский взгляд экономке, пока Золтан Фазекаш переводил.
— Toszt, — повторила Фрида и, обменявшись улыбками с гостьей, вышла.
— Вы хорошо спали? — поинтересовался художник.
— Как младенец. Послушный младенец, — уточнила она и взглянула на него, надеясь, что он не заметит теней, появившихся у нее под глазами этим утром.
Ей показалось, что он едва сдерживается, чтобы не улыбнуться, однако поводов для смеха не было. Золтан взял кофейник и налил кофе в ее чашку.
— Спасибо, — машинально пробормотала она, мысли ее были заняты совсем другим. — Мистер Фазекаш, — начала она, — могу я…
— Пожалуйста, называйте меня Золтаном, — вставил он.
— Э… Золтан, — поправилась она, с удовольствием произнося его имя, и забыла, о чем хотела спросить.
Пока она вспоминала, в комнату вбежала Фрида с тостом на маленьком фарфоровом блюдце и вазочкой мармелада, и Элле пришлось отложить разговор. Поскольку она не торопилась возвращаться в «Торнелоу Холл», надо было еще некоторое время погостить в этом доме, то значит, заняться чем-нибудь. Так неприятно сидеть на одном месте и бездельничать! Однако Золтан Фазекаш явно не собирался, сегодня же начать писать ее портрет.
Как только экономка вышла, Элла задала свой вопрос. Учтя, что упоминанием о портрете испортила их беседу накануне вечером, Элла решила прибегнуть к хитрости.
— Мне бы хотелось что-нибудь изменить, — сказала она и откусила кусочек тоста.
Напряженное молчание, исходившее от собеседника, заставило ее посмотреть, как он отреагировал на вопрос. Холодные оценивающие серые глаза осмотрели ее пышную белую блузку, заправленную в прекрасно сшитые брюки с поясом на талии.
Изучение закончилось, и он проговорил:
— Вы и так выглядите очень респектабельно, Арабелла.
Он нарочно сделал вид, что ничего не понял, она была в этом уверена, и с трудом сдержала раздражение.
— Остальных девушек из семьи Торнелоу писали в бальных платьях, — сообщила она как можно более спокойным тоном. — Думаю, что мой отец настроен именно на это.