26. ПРЕНЕПРИЯТНЫЕ ОТКРЫТИЯ
Простимся покамест с нашими знакомцами. Поступим, как американские редакторы: дадим отдохнуть публике, а сами отправимся на несколько месяцев на воды или поохотиться на буйволов. Вернемся - тогда и угостим славными охотничьими историями.
Курортный сезон тем временем как раз окончится, и вся знать съедется на зимние свои квартиры. Уже многие начинают бывать в Пеште, открывая здесь светские свои салоны, что, без сомнения, немалый блеск придает столице.
Вот и Сент-Ирмаи прибыли; оба, красавица жена и рыцарь муж, - истинные кумиры света. Все стараются завязать с ними знакомство, и немало дам и кавалеров вздыхает кто по ней, кто по нему, - разумеется, без взаимности.
Но больше всего шума наделало прибытие г-на Кечкереи. Где же он-то побывал, куда ездил? По стране путешествовал для познания разных ее прекрасных мест. И в газетах было про это, - даже в каких домах он обедал и как его принимали: с превеликим почетом повсеместно. Настоящей экспедицией покорения сердец стало это турне: всех восхитил, всех очаровал, везде оставил о себе незабвенные воспоминания, где бы ни появился. Так писали газеты - с непременным попутным расшаркиваньем перед радушными, великодушными, прекраснодушными дамами и девицами, кои были счастливы видеть его у себя.
Однако и он прибыл наконец! Он, без кого, право, скучен был бы зимний сезон. До его приезда и речи не заходило ни о каких балах или раутах. Для таких вещей особое призвание нужно, настоящий талант, коим и обладал в избытке друг наш Кечкереи. Ибо уж коли свет "другом" зовет Кечкереи, и нам не пристало иначе его величать.
Первой его заботой было основать порядочный клуб - того рода, что ныне зовутся "казино" [так назывались в Венгрии в XIX веке дворянские клубы], и, пройдя через неизбежные при выборе членов передряги, клуб этот стал вполне устойчивой корпорацией самых именитых и достойных джентльменов, в качестве каковой мы и имеем честь ее представить.
Сам г-н Кечкереи тоже был в ней фигурой не последней и, положив себе перед каким-нибудь вечером быть особенно обаятельным, такие прелестные анекдоты рассказывал о своей поездке, что даже бильярдисты прибегали из-за своих столов послушать его язвительные истории, после которых едва ли разумно было бы ему вторично показываться во многих радушных, великодушных и прекраснодушных семействах.
Вот и сейчас он, видно, что-то новенькое припас; шепчется все со знакомыми, предупреждая: увидите меня с Абеллино, сразу, мол, подходите, забавная разыграется сцена.
- Что там с Абеллино могло стрястись? Уж больно игривые намеки делает наш друг Кечкереи, - обратился Ливиус к Рудольфу. - Обыкновенно он уважительней относился к будущему владельцу майората.
Рудольф пожал плечами. Очень ему нужен этот Абеллино.
А он, легок на помине, входит как раз! Та же чванная, строптивая поступь, тот же требовательно-надменный взор, будто все вокруг - лакеи; та же отталкивающая красота: правильные, но бездушные черты.
- А, добрый вечер, Бела, добрый вечер! - еще издали верещит наш друг Кечкереи, не трогаясь, однако, с места, где сидит, обнявши колени, точно трефовый валет со старинной венгерской карты.
Абеллино устремился прямо к нему в сопровождении целой свиты прервавших игру вистеров и бильярдистов - обстоятельство, которое приписал он значительности своей персоны.
- Поздравляю! - резким носовым голосом воскликнул Кечкереи, приветственно помахивая в воздухе длинными своими руками.
- С чем это еще, ты, валет?
Как видно, и ему бросилось в глаза упомянутое сходство.
Все засмеялись; первые лавры сорвал Абеллино.
- Разве ты не знаешь, я от дядюшки твоего, дорогой.
- А, это дело другое, - переменил тон Абеллино, решив быть помягче: Кечкереи ведь для него же старается и, верно, добрые вести привез. - Ну, что поделывает милый старикан?
- Так почему я и поздравляю-то тебя. Все целуют тебя, обнимают, кланяться велят. Старик жив-здоров, крепехонек, как яблочко ядреное. О нем можешь не тревожиться, дядюшка в добром здравии. А тетенька вот приболела - да не на шутку: чем дальше, тем серьезней будет болезнь.
- Бедная тетенька, - молвил Абеллино, соображая про себя: вот с чем он поздравлял, вот она, добрая весть. Воистину добрая: может, помрет еще. - И что же с ней такое?
- Что? Да очень плохая у нее болезнь. А как лицом, фигурой переменилась, просто не узнать. Где щечки ее румяные, где талия стройная... ничего не осталось.
"Так ей и надо, - подумал Абеллино злорадно, - вот наказание за противоестественный брак со стариком. Так и надо!"
- Да-да, мой друг, - продолжал Кечкереи, - последний раз, как я у них был, доктора ей уже запретили и верхом кататься и в коляске.
Абеллино и тут не догадался бы, не покатись вдруг со смеху несколько слушателей несообразительней, что подошли позабавиться и потому сразу поняли намек. Этот смех открыл глаза Абеллино.
- Тысяча чертей! Ну если ты правду говоришь...
- А зачем бы мне иначе поздравлять?
- Но это же подло! - вне себя вскричал Абеллино.
Стоявшие вокруг невольно пожалели его, и самые мягкосердые потихоньку удалились. Каково, в самом деле, - страшно даже подумать! - оказаться вдруг на грани нищеты человеку, кого все только что (как и сам он себя) считали миллионером.
Лишь Кечкереи его не пожалел. Он не жалел неудачников, он одних счастливчиков жаловал.
- Ничего, значит, не остается, кроме как с собой покончить, - процедил сквозь зубы Абеллино. - Или - с этой женщиной.
- Ну если ты убийство замышляешь, Питаваля [Питаваль Франо-Гайо де (1673-1743) - французский юрист и законовед, автор многотомного труда по криминалистике] почитай, - отозвался, как мог громче, Кечкереи на это ожесточенное бормотание. - У него ты все виды и способы найдешь. Как растительным и минеральным ядом отравить, как заколоть, зарубить, застрелить, удавить, как скрыть следы преступления: разъяв труп на части, закопать, бросить в воду или сжечь. Двенадцать томов: целая библиотека! Достаточно только все это прочитать, чтобы убийцей себя почувствовать. Рекомендую! Ха-ха-ха!
Абеллино не слушал.
- Кто? Кто он, кого любит эта женщина?..
- Погляди кругом, милый друг, и козла отпущения найди.
- ...вот кого я хочу отыскать и убить.
- Я-то совершенно определенно знаю, кого она любит, - сказал Кечкереи.
- Кого? - сверкнул глазами Абеллино. - Только бы встретиться с ним!
- Сколько раз уже видел, как они обнимались да целовались, - хитро пригнув голову и явно забавляясь, продолжал Кечкереи.
- Кто это? Кто? - хватая его за руку, вскричал Абеллино.
- Хочешь знать?
- Да, хочу!
- Муж ее, конечно.
- Что за шутки идиотские! - вспылил Абеллино. - Никто этому не поверит. Нет, эта женщина любит кого-то, в связи с кем-то состоит. И старый подлец знает это, но терпит, чтобы мне отомстить. Но уж я дознаюсь, кто это такой! И будь он хоть чертом самим, такой судебный процесс затею, каких свет не видывал, чтобы осрамить негодяйку!
Многие из стоящих рядом стали в шутку оправдываться: на нас, мол, не подумай, мы тут ни при чем, нас графиня Карпати своей благосклонностью не осчастливила.
В эту минуту прозвучал энергический мужской - голос:
- Господа! Или вы сами не замечаете, как неуместны и недостойны ваши шутки над женщиной, кою обижать нет ни у кого ни повода, ни права?
Это был Рудольф.
- Что такое? Тебе-то какое дело до всего до этого? - изумился Кечкереи.
- То дело, что я - мужчина и не позволю, чтобы порочили при мне имя женщины, которую я уважаю.
Такое заявление много значило. Тут уж действительно пришлось замолчать. И не только потому, что Рудольф прав был и его заступничество вес имело в глазах света. Он славился еще как лучший во всей округе стрелок и фехтовальщик, хладнокровный и удачливый.
И в клубе имя графини Карпати не поминалось больше.
А Флора, прослышав про этот случай, бросилась мужу на шею и целовать, целовать его принялась вне себя от радости в восторга.
27. ЗОЛТАН КАРПАТИ
Свершилось то, о чем даже подумать страшился Абеллино: графиня Карпати стала матерью. У нее родился сын.
С таким известием явился в одно прекрасное утро к набобу домашний врач.