- Надо мастера позвать.
- Его дома нет.
- А, что я говорил? - буркнул Конрад, кинув взгляд на Ливиуса.
И, положив один кулак на стол, а другой заведя за спину, приблизил свирепо голову прямо к лицу юноши.
- Так где же он?!
- Не изволил мне докладываться, - ответил Шандор, у которого достало хладнокровия даже тут выражения выбирать.
- Ну ладно, - проворчал Конрад, извлекая запечатанный пакет из внутреннего кармана. - Как звать вас, молодой человек?
Недоумевая, с возрастающим раздраженьем Шандор смотрел на него во все глаза.
- Ну, ну, не пугайтесь, не собираюсь вас обижать, - снисходительно сказал Конрад. - Имя же есть какое-то у вас?
- Да. Шандор Барна.
Конрад записал и торжественно поднял пакет за уголок.
- Так слушайте же, любезный господин Барна... (слово "господин" произнес он с некоторым ударением, точно давая понять молодцу, какую честь ему оказывают). Это мастеру вашему письмо.
- Смело можете через меня передать. Все могущие возникнуть в его отсутствии дела господин Болтаи мне доверил улаживать.
- Так, значит, берите пакет... - загремел Конрад и прибавил бы еще много разных импозантностей, не сбей его с толку явная неделикатность Шандора, который сам вскрыл адресованное хозяину письмо и отошел к окошку прочитать.
- Что вы делаете? - вскричали оба секунданта разом.
- Мне поручено господином Болтаи прочитывать все поступающие на его имя письма, оплачивать все требования и обязательства.
- Но это не того рода требование, как вы думаете! Это дело частное, личное, до вас не касающееся.
Шандор пробежал тем временем послание и сделал шаг к секундантам.
- Я к вашим услугам, господа.
- Что?.. Что вы этим хотите сказать?
- Удовлетворять все предъявляемые требования господин Болтаи уполномочил меня.
- Ну и что же?
- Значит, - разглаживая развернутое письмо, сказал Шандор, - я и этот счет готов оплатить в любом месте и в любое время.
Конрад глянул на Ливиуса.
- Парень шутит, кажется.
- Нет, господа, не шучу, со вчерашнего дня я - компаньон господина Болтаи, и какие бы претензии к нашей фирме ни предъявлялись, мы, он или я, обязаны платить по ним в интересах взаимного кредита.
Конрад не знал уже, что и думать: то ли неграмотен совсем, то ли спятил молодец.
- Да вы прочли, что в этом письме? - набросился он на него.
- Да. Это вызов на дуэль.
- Ну и с какой же стати хотите вы принять вызов, направляемый совсем другому лицу?
- Потому что это мой компаньон, мой приемный отец, который сейчас в отсутствии, и любой успех или неудача, крах или скандал - все касается меня точно так же, как его самого. Будь он здесь, сам бы и отвечал за себя, но он уехал, а у меня есть причины не открывать, куда и насколько. Так что господам ничего не остается, кроме как взять вызов обратно либо получить удовлетворение от меня.
Конрад отозвал Ливиуса в сторону: спросить, допускается ли такое кодексом чести. Ливиус припомнил подобные случаи, но только между дворянами.
- Послушайте-ка, Шандор Барна, - сказал Конрад, - то, что вы предлагаете, только среди дворян принято.
- Но ведь не я, сударь, вызываю, вызываете вы.
На это возразить было нечего.
Конрад скрестил ручищи на широкой своей груди и подступил к молодому человеку.
- Драться умеете?
- Я под Ватерлоо был и орден получил.
Конрад покачал головой.
- Да он белены объелся!
Но Шандор был совершенно спокоен.
- Так вы в самом деле драться хотите вместо вашего мастера? Что-то фанфароните вы очень, сумасбродный вы забияка. Подумайте хорошенько. Дуэль - это вам не война. Там издали стреляют и можно от нули уклониться, наземь лечь, да и впереди еще шеренги две-три и с тыла ничто не угрожает. А тут лицом к лицу надо встать, пистолет напротив пистолета, грудь незащищенная в вершке от острия шпаги и никого уж на помощь не позовешь, нет, целиком себе предоставлен!.. А, что?
Шандор не удержался от улыбки.
- Что ж такого, мне это безразлично, господа; умею я и с пистолетом и со шпагой обращаться - даже луковицей, коли придется, и той не промажу.
- Diable! - отшатнулся Конрад. - Это что, намек?
И вспомнил, будто в самом деле когда-то в театре, в битве сторонников Мэнвилль и Каталани кто-то немилосердно луковицами его бомбардировал.
- Ваши секунданты? - беря слово, официальным тоном осведомился Ливиус. - Из ваших знакомых назовите кого-нибудь.
- Знакомые мои все - мирные рабочие люди, не хочется их в такую опасную затею втягивать. Ведь я и убить противника могу, зачем же еще двоих ни в чем не повинных ставить вне закона. Нет, будьте уж любезны из собственного вашего круга назначить мне двух секундантов; с любым вашим выбором я заранее согласен. Вам легче ведь, господа, выпутываться из подобных щекотливых положений.
- О времени и месте мы вас известим, - сказал Ливиус, и оба, взяв шляпы, удалились.
- У этого юноши сердце дворянина, - сказал по дороге Ливиус Конраду.
- Посмотрим, выдержит ли оно до завтрашнего утра.
Но еще в тот же вечер в мастерскую Болтаи наведался разряженный, весь в серебряных позументах, гайдук, спрашивая г-на Барну.
В руках было у него письмо.
- Не вы ли, с вашего позволения, - спросил он тоном, выдававшим привычку к вежливому обхождению, - работать изволили в Париже, в ателье господина Годше?
- Да, я работал там.
- Три года назад повстречались вы в Эрменонвилльском лесу с тремя венгерскими господами.
- Да, повстречался, - ответил Шандор, дивясь, кому это на ум пришло воскрешать столь мелкие подробности его жизни.
- Тогда это вам, - сказал, передавая письмо, гайдук. - Извольте прочитать, ответа я подожду.
Шандор сломал печать и, как водится, глянул прежде на подпись. Возглас изумления вырвался у него.
Две подписи друг под другом, два окруженных единодушным пиететом имени, - наивысшим уважением всех, кто только почитал себя добрым патриотом и достойным, просвещенным человеком: Рудольфа и Миклоша.
О чем же могут они писать - они, люди великие, герои дня, триумфаторы нации, ему, какому-то безвестному бедняку рабочему, о ком ни одна живая душа на свете не слыхала?
В письме стояло:
"Вы - мужественный человек и очень правильно поступили. Каждый из нас в вашем положении сделал бы то же самое. Если вы согласны принять нашу услугу, мы готовы ее вам оказать по праву прежнего нашего знакомства".
Шандор сложил спокойно письмо.
- Предложение их сиятельств я высоко ценю, - сказал он, поворотясь к гайдуку, - и принимаю с превеликой благодарностью.
Учтиво поклонясь, посыльный удалился.
А полчаса спустя явились Рудольф с Миклошем.
Ах, будь Фанни дома в эту минуту! Но она находилась далеко, невесть где, и боготворивший ее сидел прямо напротив ею боготворимого, даже не подозревая, что любит безнадежно, ибо тот - безнадежно любим.
Рудольф сказал, что нужно письменное полномочие от Шандора, иначе Конрад и Ливиус таких ему секундантов дадут, каких он себе не пожелал бы.
- И другие, значит, вызываются.
- О, в избытке. Отбоя нет от юных титанов, желающих поприсутствовать на этой, как они выражаются, трагикомедии.
- Трагикомедии не будет, смею вас уверить.
- Это-то их рвение более всего и побуждает нас предложить вам сегодня свои услуги. Мы ровно никакого удовольствия не находим в том, чтобы ссорить, ускорять дуэли, кои, увы, почитаются наилучшим развлечением в нашем кругу. На сей раз, однако, прямой долг наш попытаться, предложив вам помощь, расстроить неуместную забаву, в которую наши друзья полегкомысленней рады бы превратить совсем не смешное это дело.
В чем должна была заключаться замышленная титанами "трагикомедия", трудно даже сказать определенно. Иные предлагали для острастки только разыграть парня, который посмел поднять перчатку, брошенную дворянином. Пусть обомрет со страху, а когда перетрусит совсем, ни жив ни мертв будет, пальнуть ему в лоб пуховым пыжом. Предложения такие исходили, правда, от совершенных уж повес, но общее настроение давало все же повод для беспокойства, ибо дуэль воспринималась зачинщиками скорее с веселой, нежели серьезной стороны. Никто не собирался, конечно, убивать беднягу подмастерья; маловероятно было, что и его натруженные руки могут из нового, неопробованного пистолета точно послать пулю на тридцать - сорок шагов. Просто припугнуть его хотели, чтобы отбить на следующий раз охоту от этаких, не про него писанных забав.