В этот момент интуиция подсказала девушке, что она в опасности.
Она словно услышала приказ барона груму и поняла, что он хочет оказаться по одну сторону от нее, а грум должен скакать по другую.
После этого она окажется в их власти.
Не теряя времени, она заставила Ньила развернуться и поскакала домой.
Только теперь Алета заметила, что уехала гораздо дальше, чем намеревалась.
Дворец исчез за горизонтом, а то место, где князь повернул, чтобы отвезти их домой другой дорогой, девушка давно уже миновала.
Она пустила лошадь вскачь и через некоторое время обернулась.
Барон был гораздо ближе, чем прежде.
Он пригнулся в седле и скакал почти по-жокейски, изо всех сил стараясь перехватить девушку.
Алета поняла, что интуиция не обманула ее.
Одна мысль о том, что с ней будет, если она попадет в руки барона, заставила ее вздрогнуть.
Мистеру Хейвуду и обитателям дворца понадобится немало времени, прежде чем они догадаются, где девушка.
– Помоги мне, Господи… спаси меня! – взмолилась девушка, слыша стук копыт у себя за спиной.
Ньил летел изо всех сил, но, все же девушка проехала слишком долгий путь.
Алета скакала быстрее, чем когда-либо в жизни.
И все же барон настигал ее.
Стараясь скакать еще быстрее, Алета подумала, что скорее умрет, чем попадет в его руки.
Князь Миклош также провел бессонную ночь.
Оставив Алету среди орхидей в оранжерее, он слепо побрел через сад.
Ему хотелось убежать от музыки и смеха.
Он знал, что совершенное им, разобьет ему сердце и будет вечно преследовать его.
Однако князь был воспитан в строгих правилах и ясно понимал, как велико его наследие.
Он с детства усвоил мысль о том, что должен посвятить всю свою жизнь тому, чтобы стать таким же прекрасным и храбрым, как его предки.
Когда Миклош был еще ребенком, отец говорил ему, что ради этого он с радостью должен идти на любые жертвы.
Он не должен подводить тех, кто был до него, и тех, кто придет потом.
В те годы Миклош не совсем понимал отца, однако повзрослев, он понял, что долг перед семьей гораздо важнее всех его личных желаний.
В школе он учился не для себя.
Он должен был стать таким же умным и образованным, как его отец, чтобы не подвести семью, когда настанет его черед стать князем.
Конечно, в его жизни были женщины.
Едва он повзрослел, они стали преследовать его, пытались соблазнить и старались стать необходимыми ему. Они завладели телом князя и показались ему восхитительными.
Однако какая-то часть его сознания подсказывала, что ни одна из этих женщин не достаточно хороша для того положения, которое он мог ей дать.
Мать Миклоша была королевской крови и любила своего мужа и семью больше всего на свете.
Для старшего сына она стала образцом, по которому он судил обо всех женщинах, которых мог избрать в жены.
Всем этим женщинам чего-то не хватало.
Миклош знал, что не полюбит ни одну из них так, как полюбил Алету.
С первого мгновения их встречи он понял, что они уже принадлежат друг другу.
Как он и говорил Алете, девушка предстала перед ним в божественном свете.
Когда она приехала во дворец, князь легко читал ее мысли и догадывался о чувствах.
Он знал, что нашел женщину, предназначенную ему небесами.
Даже священные узы брака не могли связать их теснее, чем они уже были связаны.
Однако рассудок говорил князю, что женитьба на женщине, дед которой за деньги работает на герцога Буклингтонского, невозможна.
Миклош был назван в честь того самого предка, который построил дворец.
С тех самых пор Эстергази приглашали к себе в Фертод лучших музыкантов и художников и величайшие умы страны.
Все эти люди, так или иначе, служили семье – да, именно служили.
Франц-Иосиф Гайдн мог быть величайшим музыкантом своего века, но никто даже и помыслить не мог о том, чтобы он женился на девушке из Эстергази.
То же самое относилось к художникам, архитекторам, поэтам и писателям.
Всех их радушно встречали в Фертоде, но только ради того, чтобы они служили семье Эстергази, каждый по-своему, но при этом не помышляли о том, чтобы войти в семью.
Должно быть, женщины Эстергази были еще более горды и неприступны, чем мужчины.
Князь Миклош прекрасно понимал, что ни одна из них, даже его сестра Мизина, не примет Алету, как равную.
Разве можно рассчитывать на покой и счастье во дворце при подобных обстоятельствах.
Он не мог покинуть дворец: то было его королевство.
Князь должен был возглавлять всех, кто носил его имя, так же, как это делали его предки.
Они построили королевство в королевстве.
Все они, подумал Миклош, кланялись императору, но втайне считали себя гораздо выше австрийца.
Когда, наконец князь Миклош вернулся во дворец, музыка уже закончилась, а гости разъехались.
В большинстве окон свет уже погас.
Князь отправился в свою спальню и раздвинул занавески на окне.
Он чувствовал, что с трудом может дышать, и мечтал о свежем воздухе.
Князь не стал раздеваться, а всего лишь снял фрак.
Он сел, положив голову на руки и страдая так, как никогда еще не страдал.
Когда пришла заря, он понял, что должен уехать, чтобы никогда больше не видеть Алету.
Один вид ее заставлял его кровь быстрее бежать по жилам.
Каждой клеточкой своего тела он желал унести ее в домик в горах и сделать своей.
Там они были бы счастливы – счастливы невероятно, страстно, необыкновенно.
Но нельзя задержать завтрашний день и все годы, которые придут за ним.
Годы, когда ему придется покинуть ее, и она уже никогда не простит его.
Князь позвонил камердинеру и, когда тот пришел, приказал ему собрать вещи.
Не желая никого видеть и ничего объяснять, он приказал принести завтрак в комнату.
Приняв ванну и переодевшись, князь встал у окна и невидящими глазами стал смотреть в сад, полный цветов.
Там, за садом, были луга, где они скакали вместе с Алетой.
Они были отделены от сада кирпичной стеной, которая шла вокруг всего дворца.
Вдруг далеко за стеной князь увидел троих всадников.
Они явно скакали к дворцу.
Погруженный в собственные невеселые мысли, князь бросил на них мимолетный взгляд.
И не поверил своим глазам – первой из троих скакала Алета на Ньиле.
Он видел, как девушка, каждым нервом своего тела заставляет серого жеребца скакать быстрее.
Это удивило князя, и он повнимательнее посмотрел на других всадников.
Он испытал настоящее потрясение, увидев, что один из них – барон Отто фон Сикардсбург.
Князь ясно видел его и, кроме того, узнал огромного вороного жеребца, которым барон вечно хвастался.
Словно услышав подсказку, князь вдруг понял, что Алета напугана, и догадался, что в этом виноват барон.
Князь едва удержался от проклятия.
В то же время он хотел дать Алете понять, что, как бы ни сложились обстоятельства, он будет защищать и оберегать ее.
Барон, несомненно, настигал девушку, которая была впереди всего на несколько корпусов.
Перед ними не было ворот в сад – только кирпичная стена.
Поняв, что задумала Алета, Миклош похолодел.
Алета знала, что барон настигает ее.
Она доскакала до дворца, но не стала поворачивать к стойлам. Там ей пришлось бы придержать Ньила, и барон перехватил бы ее.
Девушка понимала, что барон пытается перехватить поводья ее скакуна. После этого у нее не хватит сил сопротивляться и Ньил поскачет вслед за жеребцом в замок барона.
«Спасите! Спасите!» – кричало ее сердце.
И когда впереди замаячила кирпичная стена, Алета поняла, что ей делать.
Ей еще не приходилось брать препятствия верхом на Ньиле, да и стена была слишком высока и основательна для такого предприятия.