В деятельности Пала Эстерхази, направленной на устройство своей любимой резиденции в Кишмартоне, проступают два периода наибольшей активности: 1663–1672 и 80–90-е гг. XVII в. Первый всплеск совпадает с войной с турками (1663–1664 гг.), так удачно начавшейся для Габсбургов (и для венгров), и законченной позорным Вашварским миром. Пал впервые по-настоящему воевал, почувствовал вкус победы и, как и все его соотечественники, надеялся на продолжение войны и изгнание турок из Венгрии. Он принял участие в знаменитом победоносном зимнем походе Миклоша Зрини на Эсек под началом этого выдающегося полководца. Он мог гордиться также тем, что и его доля имелась в победе над турками в битве при Сент-Готхарде летом 1664 г. Эти сражения и победы были «звёздным часом» в жизни Эстерхази. Кто знает, может быть, воодушевление от происходившего толкнуло его в разгар войны приступить к строительству резиденции, которая должна была бы подчеркнуть значение указанных событий и его — отпрыска знаменитого рода — роли в них? Второй период, как ни странно, также совпадает с трудной, но в целом успешной войной с турками (1683–1699 гг.). Однако в жизни самого Пала Эстерхази, к тому времени уже надора, это был самый тяжёлый период. Один из немногих венгерских баронов, он сохранил верность Леопольду во время молниеносного похода лета 1683 г. турок-османов на Венгрию и драматической осады Вены. Но в последовавшей за этими событиями войне Священной Лиги с Османской империей ему не нашлось достойного места. Надор, по древнему закону, глава венгерского ополчения, фактически не допускался к руководящим позициям в армии ни в одной из крупных военных кампаний этой войны. Для человека с такими воспитанием, общественным статусом, воззрениями, военным и политическим опытом, как у Пала Эстерхази, для патриота это была величайшая обида. Он преодолел испытание, не изменив династии, но постепенно стал отходить от общественной жизни. В разгар войны стареющий надор занялся второй перестройкой кишмартонской резиденции, её расширением и украшением. Стены замка он покрывает картинами, изображающими баталии, в которых победили венгры. Тогда же он пишет
Mars Hungaricus — свои воспоминания о победоносной войне 1663–1664 г. и героическом походе Миклоша Зрини. Может быть, это было отчасти его своеобразным ответом на пренебрежение к нему венского двора? Он кому-то что-то доказывал, и одновременно сам находил в этом утешение. Между тем Габсбурги и лично Леопольд I не питали враждебных чувств лично к Палу Эстерхази, а, наоборот, обласкали его как никого другого. Он получил от своего короля всевозможные награды (среди них — орден Золотого Руна), титулы (в том числе, имперского князя) и придворные должности. Менялось отношение не к Палу Эстерхази, а к должности надора, которую он исполнял. Сословная монархия, которой надоры были необходимы как посредники между сословиями и королевской властью, уходила в прошлое. Должность надора-палатина сохранялась, но наполнялась новым содержанием в условиях абсолютизма. Чем более помпезные формы принимала надорская репрезентация Эстерхази и, как часть таковой, его резиденция в Кишмартоне, тем менее значил сам сан, унаследованный от Средневековья.