Если бы да кабы… Нет мин, их выловили другие моряки, те, что служили до нас. И здесь теперь тишь да гладь да божья благодать.
Я приставил бинокль и медленно повел взором по воображаемой дорожке — от волны к волне, от барашка к барашку, пядь за пядью просматривая свой сектор. И вдруг мне показалось, да, сначала только показалось, как в распаде волн мелькнул какой-то непонятный предмет. То ли веха, то ли торчком плывущее бревно. Плавник? Но, судя по бороздке, пенящейся следом, незнакомый предмет не просто плыл по волнам, а двигался самостоятельно.
«Справа десять перископ!» — хотел крикнуть я, но тут же одернул себя. Вот оконфузишься, засмеют. Ты что, скажут, не мог разглядеть бревно? Обернувшись, я увидел командира, который навел бинокль в том же направлении. И через секунду раздался его жесткий, властный голос:
— Справа пятнадцать! Перископ подводной лодки! Боевая тревога!
«Зевнул, — с ужасом подумал я. — Сейчас снимет с вахты — и позор! Афанасьев рассказывал, что командир не прощает ни малейшей оплошности».
— Матрос Тимошин! — услышал я. — Усилить наблюдение.
Я приставил к глазам бинокль и от волнения долго не мог настроить резкость. Перед глазами туманно мельтешили волны.
А по трапу уже загремели каблуки. Посты докладывали о готовности:
— Первый боевой пост к бою готов!
— Второй боевой пост к бою готов!
Но почему боевая тревога? Почему «к бою»? Подводная лодка, наверно, наша, советская.
И в этот момент послышались ровные, будто метрономом отчеканенные, фразы:
— На постах! Говорит командир. Вдоль границы наших территориальных вод следует подводная лодка противника. Боевая готовность номер один.
Боевая готовность номер один! Значит, в любую секунду можно услышать команду «Пли!». Значит, в любое мгновение сам ожидай удара. Я заметил, как командир сжал руками поручни. Сейчас каждый маховичок, каждый рычаг управления на корабле был крепко стиснут десятками матросских рук. Десятки глаз впились в приборы, ожидая командирского слова.
Я представил, как напрягались сейчас и Афанасьев и Валерий, который должен держать подводную лодку в «контакте».
Чья все-таки лодка? По перископу не узнаешь. Вот так же когда-то смотрели на перископ командир и сигнальщик «Стремительного».
Под грозным взором перископа я вдруг ощутил себя шестикратно увеличенным и потому беспомощным и беззащитным. «Самое неприятное, — вспомнились чьи-то слова, — увидеть рядом перископ. Ты видишь только эту чертову трубку, а она всего тебя от пяток до макушки. И может, в эту самую минуту тебе в бок уже выпущена торпеда».
— Дистанция? Пеленг? — поминутно запрашивал командир штурмана.
Подводная лодка шла вдоль пограничной линии, не меняя курса. Но стоило ей пересечь эту невидимую запретную черту…
«А вообще-то… — подумал я, — и от этой мысли у меня шевельнулись волосы под бескозыркой. — Вообще-то ей раз плюнуть, чтобы потопить наш сторожевик. Выпустит торпеду, и напрасно старушка ждет сына домой, ни за понюх табаку пойдешь ко дну. Вот «Стремительный» — другое дело. Тот хоть заслонил теплоход».
Да, ты можешь погибнуть, заговорил, как бы вступая в спор, другой внутренний голос. Не ты первый, не ты последний. Но с антенны твоего корабля уже слетели в эфир сигналы опасности. И по всему флоту, охраняющему эти воды, объявлена боевая готовность. Десятки наблюдательных станций ни на одну секунду не сводят сейчас глаз с подводной лодки, что акулой метнулась к нашей границе.
Но первое «Пли!» произнесешь все же ты, дозорный моря.
— Пеленг, дистанция… — повторял штурман, не выпуская перископ из пеленгатора.
Наш корабль и подводная лодка шли строго параллельными курсами. И если бы не борозды от форштевня и не бурун за перископом, можно было подумать, что мы стоим на месте.
— Цель отклоняется, — произнес штурман.
Теперь уже и я увидел, как перископ повернул вправо, в сторону нейтральных вод. И вдруг скрылся.
— Держать контакт с целью! — Это командир уже только гидроакустикам. Теперь лишь они способны следить за лодкой. Много звуков у моря, но шорох крадущейся лодки они различат сразу. И еще долго будут слушать удаляющиеся «шаги» врага.