…Жизнь Ильи Зинурова складывалась ладно и стройно. В 1957 году он успешно окончил Магнитогорский индустриальный техникум и получил назначение на Челябинский металлургический завод.
Здесь, в мартеновском цехе № 1, началась трудовая жизнь молодого человека, со школьной скамьи влюбленного в мужественную профессию металлурга.
Сперва он работал на разливке. Работал с упоением, с задором.
Потом Зинурова назначили мастером огнеупорных работ.
Девятнадцатилетний мастер был горд оказанным ему доверием и стремился, чтобы его бригада работала без сучка и задоринки.
Однажды в вечернюю смену, когда бригада устанавливала желоб у стального отверстия мартеновской печи, неожиданно произошло несчастье. Зинуров, только что подавший команду «майна», сорвался с шестиметровой высоты в разливочный пролет. Вслед за ним рухнула тяжелая площадка и стальным ребром придавила ему ноги.
Илья в мельчайших подробностях помнит, как это было. У него еще хватило сил приободрить потрясенных товарищей и распорядиться, чтобы нашли трос для подъема площадки.
— Удивительное было состояние, — рассказывает он, скатывая сильными пальцами бумажный шарик. — Мозг работал предельно четко. И, как говорят, вся прожитая жизнь, день за днем прошла перед моими глазами. С какой-то даже торжественностью я подумал, что вот она — смерть. Но страха не было. Только, когда товарищи проносили меня мимо изложниц с металлом, до слез стало жаль, что никогда больше всего этого уже не увижу. И еще запомнились морозные колючие звезды на темном небе. И звезд стало жалко — не успел на них вдоволь налюбоваться. Все как-то было недосуг…
…Как личное горе переживали рабочие цеха несчастье, случившееся с Ильей. Пока шла операция, — а продолжалась она мучительно долго, — десятки людей звонили в больницу, спрашивали с тревогой:
— Ну, как? Скоро ли?
А Николай Овчаренко, с которым Зинуров дружил и жил в одной комнате, ни на секунду не отходил от телефонного аппарата, курил папиросу за папиросой, пока не услышал:
— Операция прошла благополучно.
Но самое трудное для Ильи началось потом…
Юноше ампутировали обе ноги, — и обе выше колена, — он впал в состояние тяжелого уныния, граничащего с отчаянием.
О тяжелом душевном состоянии Ильи узнали в цехе. И встревожились.
— Надо помочь парню, одному ему трудно перемолоть горькие думы, — решили товарищи.
Секретарем партийной организации первого мартеновского цеха был в то время Анатолий Андрианович Власов.
Он часто навещал Илюшу, рассказывал ему о людях, сильных духом, перед мужеством которых отступает и сама смерть.
Навещали Зинурова многие — старые и молодые рабочие, коммунисты и комсомольцы. Каждый стремился передать ему частицу душевного тепла, сказать ободряющее слово или просто пожать руку.
А однажды в палату к Илье явилась целая делегация — весь цеховой комсомольский комитет во главе с секретарем Толей Вяткиным.
Пришли и чинно уселись возле кровати.
Илья невольно улыбнулся:
— У вас, ребята, такой вид, будто вы заседать собираетесь.
— Угадал, — рассмеялся Толя, — мы надумали провести здесь выездное заседание комитета. На повестке дня единственный вопрос: о тебе.
Это было необычное заседание: без протокола, без регламента.
Заинтересованно и сердечно комсомольцы говорили о судьбе своего товарища, обсуждали планы его дальнейшей жизни, советовали и советовались…
В заключение постановили: комсомольцу Зинурову не падать духом, уверенно смотреть вперед!
Часто получал Илья письма от товарищей по техникуму — от Владимира Захарова, Ивана Хамзы, Николая Лукьянова, Геннадия Кадошникова, Валентина Плотникова.
От дружеской ласки, от щедрой заботы заводского коллектива с каждым днем светлело на душе у Зинурова. Все охотнее откликался он на бодрый, настойчивый зов жизни, требующей от него выдержки и действия.
Прежде всего он должен во что бы то ни стало обрести утраченную способность передвигаться.
Завод при помощи областных организаций выхлопотал Зинурову путевку в Московский институт протезирования.
С упорством, удивлявшим врачей, он учился ходить на протезах. Падал и снова поднимался, чтобы, стиснув зубы, сделать еще шаг. Еще и еще. И так изо дня в день, из месяца в месяц!
Как трудно ему ни приходилось, Илья твердо верил, что непременно научится ходить. Сам. Без посторонней помощи. И даже без костылей!