Гордон несколько раз пытался связаться с отцом, чтобы попросить встретить его в аэропорту. Но тщетно. На линии слышался лишь треск помех. Поэтому, когда самолет приземлился, он был вынужден взять машину, чтобы добраться до ранчо, находящегося в тридцати милях от города.
И вот, в довершение всех сегодняшних бед, вместо долгожданной радостной встречи он наблюдал сейчас, как его отец Роджер Эванс раздраженно вышагивает перед камином в маленькой гостиной.
— Ты попросту отнимаешь у меня время, толкуя о доверенностях и акциях, которые меня в данный момент совершенно не интересуют. Единственное, о чем я мечтаю, — это подержать на руках моего внука! Неужели я прошу слишком многого?.. Вспомни обо всем, что я сделал ради тебя! — Он улучил момент и сменил тактику, воззвав к совести сына.
В мрачном молчании и с растущим недовольством Гордон слушал отца, чья тирада по напору и агрессивности многократно превосходила все прежние заявления на эту тему.
— Если бы не я, неизвестно, чего бы ты добился в жизни. А теперь ты разъезжаешь на лимузине с шофером, у тебя есть личный самолет! — Ткнув для убедительности указательным пальцем себе в грудь, отец продолжил: — Именно я всегда верил в тебя. Я посоветовал тебе поступить в колледж. Я отдал тебе все деньги, чтобы ты получил приличное образование, а сам остался почти ни с чем! — Он остановился, повернулся и направился в кухню. — Мне пора принимать лекарство, — объявил отец, — но я не закончил. Сиди здесь и жди меня!
Гордон по-прежнему молча наблюдал, как отец обходит старое кресло с вытертой обивкой и столик, заваленный газетами. Он чувствовал, что вот-вот сорвется, и только неимоверным усилием воли продолжал держать себя в руках.
Когда Роджер Эванс вернулся в гостиную, все началось по новой. И Гордон с сожалением подумал, что мог бы сослаться на неотложные дела и отсрочить приезд. Тогда бы не пришлось выслушивать навязчивые идеи о продолжении рода, полностью завладевшие сознанием отца.
— Предлагаю тебе сделку, — сказал Роджер, тяжело опустившись в кресло напротив сына. — Ты привозишь ко мне жену, готовую родить тебе детей, а я отписываю тебе все мои акции в первую годовщину вашей свадьбы. В противном случае они пойдут на благотворительные цели. Это мое последнее условие.
Гордон выдержал устремленный на него взгляд, затем стал медленно перелистывать журнал, лежащий на его коленях. В свои тридцать пять лет он был совладельцем компании «Мобил корпорейшн», в которой работали около двадцати тысяч человек. Он полностью контролировал свою деловую и личную жизнь. И вдруг это заявление восьмидесятилетнего отца! Неужели он всерьез намерен выполнить свою угрозу?
— Ну что? — не выдержав, спросил Роджер. — Как тебе мое условие?
— По-моему, — медленно произнес Гордон, — оно не только нелепое, но и безумное.
— Ты считаешь брак безумием? — переспросил отец, и на его лице вновь появилось угрожающее выражение. — Это только потому, что ваше поколение ни в грош не ставит такие старые «безумные» ценности, как семья, дети, ответственность.
Гордон поднял руку и принялся массировать затекшие мышцы шеи. Разговор мог продолжаться до бесконечности, а ему предстояло обсудить с отцом важный вопрос. Но возможно это было лишь в том случае, если отвлечь старика от любимой темы. В прошлом ему всегда довольно ловко удавалось перевести разговор в другое русло, но сегодня отец был настроен решительнее, чем когда-либо.
Уж не сошел ли старик с ума? — закралась в голову мысль. Но Гордон сразу отмел ее. Роджер Эванс ничуть не изменился. Не внешне, конечно, а внутренне. Он всегда был упрямым и настойчивым, как бульдог. Когда на его земле обнаружили нефть, он заявил, что деньги ничуть не изменят его жизни, и, Бог свидетель, не покривил душой. Роджер считал каждый цент как нищий, по-прежнему ездил на джипе двадцатилетней давности, носил вытертые джинсы и заштопанные рубахи.
— Послушай, — начал Гордон, — я не собираюсь с тобой спорить…
— Вот и правильно, — заметил отец.
— Я хотел сказать, что не собираюсь спорить с тобой о безнравственности нашего поколения, о ценности брака и о необходимости иметь детей…
— Замечательно! — перебил его Роджер, с трудом поднимаясь с кресла. — Тогда женись и поспеши с ребенком, чтобы я смог отдать тебе четверть компании. Женись на ком угодно, только женись! И учти, у нас обоих осталось мало времени.
— Что, черт возьми, это значит?
— Только то, что мы пререкаемся уже пять лет, а результат все тот же: ты до сих пор одинок, а я по-прежнему мечтаю о внуке, которого смогу качать на коленях. Посему даю тебе три месяца на женитьбу. Если к этому времени ты не познакомишь меня с женой, я отпишу свои двадцать пять процентов акций благотворительному фонду. Это означает, что за тобой останется решающее слово в руководстве компании только после того, как ты достанешь необходимые деньги. А где их взять — твоя забота. — Роджер выдержал многозначительную паузу. — На твоем месте я не стал бы тянуть, Гордон. Мое сердце может не выдержать в любую минуту, а я не буду тянуть с изменением завещания. И если я умру раньше, чем ты женишься, то можешь распрощаться с наследством.
Гордон всерьез задумался: а не объявить ли отца недееспособным? Но он никогда не рискнул бы нанести отцу такой удар. Правда, можно было еще попробовать опротестовать завещание в суде. Но на это наверняка уйдет много времени, а каков будет исход, неизвестно. Да и думать о смерти отца сейчас ему совсем не хотелось.
Размышления Гордона прервала Фанни, экономка отца.
— Ужин готов, — сообщила она.
Сын и отец услышали ее, но не двинулись с места. Взгляды мужчин — высоких, статных, упрямых, разделенных целым поколением и объединенных желанием настоять на своем, — были устремлены друг на друга.
— Ты хотя бы понимаешь, что за это время я могу не найти женщину, согласную выйти за меня замуж? — наконец произнес Гордон.
В ответ Роджер усмехнулся.
— Нельзя недооценивать себя, мой мальчик. Согласно опросам в различных журналах, ты, несомненно, обладаешь многими качествами, которые женщины хотят видеть в своем избраннике. Ты богат, привлекателен, я бы даже сказал, чертовски привлекателен, хорошо образован, и у тебя большое будущее.
Поняв, что победил, Роджер некоторое время сносил зловещее молчание сына, затем попытался смягчить вызванную им самим враждебность:
— Тебе, бесспорно, не хватает некоторых качеств. Не хочешь ли узнать, каких именно?
— Нет! — отрезал Гордон.
Но отец все-таки предпочел снабдить его этой информацией:
— Ты не хочешь иметь детей и не являешься чутким и внимательным сыном. — Заметив, что его слова не вызвали никакой реакции, Роджер Эванс повернулся в сторону столовой, плечи его поникли. — Фанни уже приготовила ужин, — негромко добавил он.
Гордон смотрел вслед отцу, потрясенный его ультиматумом, который казался ему чем-то сродни предательству самого близкого человека. Две минуты спустя Гордон вошел в столовую, держа в руках блокнот и ручку.
— А теперь, пиши, — сказал он, кладя перед отцом то, что принес с собой.
Фанни застыла на месте, ошеломленно переводя взгляд с одного мужчины на другого, забыв о тарелках с жарким, которые держала в руках.
Роджер машинально взял предложенную ему ручку, и его брови сошлись на переносице.
— Что же я должен написать?
— Условия нашего соглашения. И не забудь указать требования, которые ты предъявляешь к моей жене. Мне ни к чему неприятные сюрпризы, если вдруг в последнюю минуту моя избранница придется тебе не по вкусу.
На лице отца появилась обида.
— Я вовсе не собираюсь выбирать за тебя жену, сынок. Это полностью твоя задача. Не сомневаюсь, что у тебя будет достаточно времени, чтобы найти достойную женщину и привезти ее сюда… дабы я мог взглянуть на нее, а потом… — он сделал многозначительную паузу, — и на брачный контракт.